Маттиас Бауэр - Morbus Dei. Инферно

Генерал раздраженно махнул рукой. Курьер подошел и что-то шепнул ему на ухо. У фон Пранка застыло лицо, он коротко кивнул и жестом отпустил посыльного. Тот поспешил за дверь.

Иоганн Лист… сбежал?

Фон Пранк, взревев от ярости, ударил Луизу в лицо. Потом выскочил из ванны и схватил служанку за волосы. Не успела она опомниться, как он окунул ее в воду.

Сбежал!

Служанка, охваченная ужасом, стала вырываться – и этим еще больше разозлила фон Пранка. Он с силой придавил ее ко дну.

Ее движения стали слабеть.

Сбежал. В последний раз.

Луиза из последних сил дернула ногой и попала фон Пранку в промежность. Тот застонал и ослабил хватку. Служанка вынырнула из воды и повалилась на пол, хватая ртом воздух. Перед глазами плясали искры. Что с ней…

Внезапно фон Пранк снова оказался над ней, схватил за горло. Луиза смотрела в его вытаращенные глаза в красных прожилках, и ей казалось, что смотрит она в лицо самому дьяволу.

Потом генерал поднял ее и толкнул что есть сил. Служанка споткнулась и перевалилась через окно…

Фон Пранк тяжело дышал. Ему слышно был, как тело ударилось о мостовую. Он подождал, пока выровняется дыхание, потом подошел к разбитому окну и посмотрел вниз.

На улице, в луже крови, лежала Луиза. Она была похожа на жука, перевернутого на спину, и слабо двигала руками. Еще через мгновение жизнь оставила ее.

Фон Пранк усмехнулся.

И ощутил облегчение.

Йозефа готовила суп, а Элизабет между тем безучастно сидела в углу. Поскольку их квартал изолировали от всего города, им, по крайней мере, не приходилось опасаться стражников.

– Кому-то клетка, а кому-то и убежище, – пошутила Йозефа в надежде отвлечь Элизабет. Тщетно.

– Йозефа… когда же мы их увидим?

Хозяйка обернулась. Ей хотелось успокоить Элизабет, но она не могла ее обманывать.

Йозефа посмотрела в окно. Увидела сквозь мутное стекло два силуэта. Она присмотрелась. Это же…

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Хайнц, закутанный в какие-то лохмотья.

– Мое почтение!

– Хайнц! – Йозефа повисла у него на шее.

Когда в комнату вошел Иоганн, Элизабет забыла обо всем на свете. Она вскочила и что было сил прижала его к себе.

Хотелось, чтобы эта секунда длилась вечность.

Элизабет давила ему на раны, но Лист не обращал на это внимания – так приятно было вновь обнять ее.

– Все прошло гладко? – спросила Йозефа.

Пруссак кивнул.

– Здорово ты все обстряпала. – Он крепко поцеловал ее и добавил с серьезным видом: – Но теперь у нас другие проблемы. Еще немного, и здесь будет тесновато.

Йозефа и Элизабет смотрели на него в недоумении.

– Началась какая-то эпидемия; многие говорят, что чума. Стражники хватают всех, кто вызывает малейшее подозрение, и сгоняют к нам в квартал.

– А вы как прошли сюда? – спросила Йозефа.

– Попасть сюда нетрудно, – сухо отозвался Пруссак. – С чумой или без.

– Только это не чума, – возразила Йозефа. – Присядьте, Элизабет кое-что вам расскажет.

Девушка отстранилась от Иоганна.

– Прости.

У Листа сердце провалилось в пятки.

По всему кварталу в жаровнях тлели травы и пряные смеси. Их жгли в надежде разогнать отравленный воздух, и в итоге на улицах стоял запах, как в аптечной лавке.

Иоганн, Элизабет, Пруссак и Йозефа стояли перед домом и с тревогой наблюдали за последствиями изоляции. Все больше народу толклось на улицах и во внутреннем дворе перед их домом. У некоторых имелись при себе одеяла, другие довольствовались лишь одеждой. То и дело вспыхивали споры и ругань между больными и здоровыми, но они быстро сходили на нет, потому как люди боялись заразиться.

Бешеные оказались в меньшинстве, их переловили и заперли в подвалы. Вопли узников разносились по улицам – крики, исполненные злобы, от которых кровь стыла в жилах.

Остальных болезнь пока щадила, но многие начинали страдать от солнечного света. Они кутались в одежду и любое тряпье, чтобы хоть как-то уберечься от солнца, однако могли оставаться под открытым небом – во всяком случае, какое-то время. Если солнце причиняло им боль, они вынуждены были искать убежища в домах – при условии, что их впускали.

«Болезнь изменилась, – думал Иоганн. – В лесах вокруг деревни они даже не показывались при свете дня. Может, это к лучшему? Или наоборот?»

Он краем глаза взглянул на Элизабет.

Когда та призналась ему, что больна, что она – одна из них , его охватило отчаяние. И злость – оттого, что она не открылась ему раньше.

Вместо того, чтобы обнять ее и утешить, Лист выбежал из дома и помчался по улицам, проклиная судьбу, которая отнимала у него единственного дорогого человека.

Единственного любимого человека.

Потом он увидел больных, целые семьи. Они сидели в проулках, прижавшись друг к другу; ведь единственное, что еще оставалось у них – это семейная близость.

И вдруг ему стало ужасно стыдно.

Он вернулся в дом и обнял Элизабет. Поклялся, что поможет ей одолеть болезнь. Еще никогда в жизни Иоганн не был так убежден в своих словах.

Он был уверен, что спасет ее. Или умрет вместе с ней.

– Несчастные… Но если город и дальше будет снабжать их провиантом, они покорятся судьбе и смогут продержаться сорок дней, – сказал Пруссак и прервал размышления Иоганна.

– Если погода не испортится, – добавил Лист. – Если начнется дождь, они выломают нам дверь, вот увидишь.

– Тогда я просто открою им. Я не позволю им помереть на улице.

Иоганн слышал решимость в голосе друга. С той же решимостью Пруссак когда-то поддержал его решение расправиться с офицерами, чтобы защитить мирных жителей.

– Просто поверить не могу, что все это из-за меня, – укоряла себя Элизабет.

Иоганн взял ее за руки.

– Ты просто защищалась. Если кто-то и виноват во всем, так это те свиньи, которые напали на тебя.

Йозефа погладила ее по волосам.

– Иоганн прав, милая. Чтоб эти двое в аду сгорели!

– Бедные люди… Но мы ведь можем сказать, что это не чума, – сказала Элизабет.

– Кому? Властям? Им это давно известно, – возразил Иоганн. – Полагаю, они хотят лишь выяснить, что это – благословение Господа или проклятие.

– И не дай нам Бог второго! – проворчал Пруссак. – Тогда они весь квартал вычистят быстрее, чем загаженную рясу Папы.

– Хайнц, ну в самом деле! – Йозефа пихнула его локтем и перекрестилась.

На мгновение повисло молчание.

– Слышите? – неожиданно спросила Элизабет.

Остальные посмотрели на нее с недоумением.

– Как тихо стало…

Иоганн тоже обратил на это внимание. Все разговоры на улицах смолкли, даже дети притихли. Казалось, все напряглось в ожидании.

Потом тишину прервал приглушенный грохот повозки. И шаги, сопровождаемые ритмичным стуком железа по брусчатке.