Стивен Кинг - Судьба Иерусалима[= Жребий; Салимов удел]

Они с восторгом глядели друг на друга.

— Не хотите ли сходить вечером в кино? — спросил он.

— С удовольствием.

— А где ближайший кинотеатр?

Она фыркнула.

— Конечно, в Портленде. Там, где фойе украшено бессмертными полотнами Сьюзен Нортон.

— А какие фильмы вы любите?

— Захватывающие, с погонями.

— Чудесно. Вы помните «Нордику»? Она была прямо в городе.

— Конечно, но ее закрыли в 68-м. Я туда ходила в школе. Когда фильмы были плохими, мы бросали в экран бумажки от поп-корна, а они почти всегда были плохими, — она опять фыркнула.

— Они всегда крутили старые сериалы, — сказал он. — «Человек-ракета», «Возвращение Человека-ракеты», «Крэш Каллагэн и бог смерти».

— При мне показывали то же самое.

— А что случилось потом?

— Теперь там офис Ларри Крокетта, — сказала она. — Я думаю, это из-за нового кинотеатра в Камберленде и еще из-за телевидения.

Они немного помолчали, думая о своем. Часы на стене показывали 10.45.

Они хором произнесли: «А помните…», посмотрели друг на друга, и на этот раз на звук их смеха обернулись не только мисс Кугэн, но и мистер Лабри.

Они говорили еще минут пятнадцать, пока Сьюзен не сказала с сожалением, что ей пора, но, конечно же, она к семи тридцати соберется в кино. Расставаясь, они оба думали о невероятных совпадениях в их жизни.

Бен побрел по Джойнтнер-авеню, остановившись на углу Брок-стрит, чтобы взглянуть еще раз на дом Марстенов. Он снова вспомнил пожар 51-го и подумал: «Может, было бы лучше, если бы он сгорел».

Нолли Гарденер вышел из муниципального здания и стал рядом с Перкинсом Гиллспаем как раз в тот момент, когда Бен и Сьюзен зашли к Спенсеру. Перкинс курил «Пелл-Мелл» и чистил свои желтые ногти складным ножом.

— Это тот писатель, да? — спросил Нолли.

— Ну.

— Ас ним кто, Сьюзи Нортон?

— Ну.

— Хм, интересно, — сказал Нолли, поправляя ремень. На груди его горделиво блестела полицейская звезда. Он специально заказывал ее по почте, поскольку город не мог обеспечить свою полицию знаками отличия. У Перкинса тоже была звезда, но он держал ее в сумке, чего Нолли никогда не понимал. Конечно, все в Лоте знали констебля в лицо, но была и такая вещь, как традиции. Была такая вещь, как ответственность. Об этих вещах представитель власти обязан думать. Нолли, например, о них думал, хоть и был только младшим полицейским на полставки.

Нож Перкинса соскользнул и порезал ему палец.

— Дерьмо, — беззлобно выругался констебль.

— Как ты думаешь, он правда писатель?

— Конечно. У нас в библиотеке есть три его книги.

— Документальные или художественные?

— Художественные, — Перкинс сложил нож и вздохнул.

— Флойду Тиббитсу не понравится, что кто-то гуляет с его девчонкой.

— Они же не женаты, — сказал Перкинс. — И ей уже больше восемнадцати.

— Флойду все равно не понравится.

— Флойд может насрать себе в шляпу, — сказал Перкинс, туша окурок о ступеньку. После этого он достал из кармана спичечный коробок, спрятал туда окурок и убрал коробок назад.

— А где этот писатель живет?

— У Евы, — сказал Перкинс, изучая порезанный палец. — Он каждый день ходит смотреть на дом Марстенов. С очень странным лицом.

— Странным? Что это значит?

— Ничего, просто странным, — Перкинс достал из кармана сигареты. — Еще он был у Ларри Крокетта. Хотел снять это место.

— Дом Марстенов?

— Ну.

— Он что, спятил?

— Должно быть, — Перкинс согнал муху со своей правой штанины и смотрел, как она летает вокруг. — Ларри сейчас чем-то занят. Я слышал, он продает кому-то прачечную.

— Старую?

— Ну.

— А кому она понадобилась?

— Не знаю.

— Ну ладно, — Нолли встал и опять подтянул ремень. — Пойду проедусь по городу.

— Давай, — сказал Перкинс, закуривая.

— Ты не поедешь?

— Нет, посижу тут еще немного.

— Ну, тогда до скорого.

Нолли спустился вниз, думая (уже не в первый раз), когда же Перкинс уйдет и уступит ему свое место. Какое же преступление можно раскрыть, посиживая на ступеньках муниципалитета?

Перкинс смотрел ему вслед с легким чувством облегчения. Нолли хороший парень, но чересчур деятельный. Он опять достал свой нож, раскрыл его и принялся чистить ногти.

Джерусалемс-Лот (Судьба Иерусалима) был основан в 1765 году, за 55 лет до того, как Мэн по Миссурийскому компромиссу сделался штатом. Через двести лет годовщина этого события была отмечена фейерверком и гуляньями в городском парке; индейский костюм Дебби Форрестер загорелся от случайной искры, а шестерых парней Перкинс Гиллспай отправил в холодную за появление на людях в нетрезвом виде.

Город получил свое имя по совершенно прозаическому поводу. Одним из первых обитателей этих мест был долговязый суровый фермер по имени Чарльз Белнэп Тэннер. Он держал свиней, и одного из хряков назвал Иерусалимом. Как-то злосчастный хряк вырвался из свинарника и убежал в лес. После этого еще долгие годы Тэннер зловещим тоном предостерегал детей, когда они выходили за околицу: «Будьте осторожны! Помните о судьбе Иерусалима!». Память об этом сохранилась и дала городу название, которое не означало, по существу, ничего, кроме того, что в Америке и свинья может попасть в историю.

Главная улица, сначала именовавшаяся Портленд-Пост-роуд, была в 1896-м переименована в честь Элиаса Джойнтнера. Он шесть лет избирался в палату представителей (до самой смерти, последовавшей от сифилиса в возрасте пятидесяти восьми лет) и был единственным историческим деятелем в городе, если не считать хряка Иерусалима и Перл Энн Баттс, которая в 1907-м сбежала в Нью-Йорк, чтобы стать актрисой.

Брок-стрит пересекала Джойнтнер-авеню в самом центре, и город на карте походил на мишень, почти круглый, кроме небольшого выступа на востоке, где граница доходила до Ройял-ривер.

Северо-западная часть была самой лесистой и возвышенной в городе. Древние пологие холмы спускались к самому городу, и на одном из них как раз и стоял дом Марстенов.

Большую часть северо-восточной стороны занимали луга — люцерна, тимофеевка и клевер. Здесь протекала Ройял-ривер, ленивая речушка, почти сравнявшаяся со своими берегами. Она текла под деревянным мостом на Брок-стрит и уходила на север, где за миллионы лет прорезала в толще гранита русло в пятьдесят футов глубиной. Дети называли это место Прыжок пьяницы из-за того, что несколько лет назад Томми Рэтбун, сводный брат Вирджа Рэтбуна, разбился там, пытаясь в пьяном виде пройти в город. Речка впадала в сильно загрязненный Андроскоггин, но сама не была грязной: единственным промышленным предприятием в Лоте была давно закрытая лесопилка. Летом часто можно было видеть рыбаков на мосту у Брок-стрит, и в Ройял никогда не переводилась рыба.