Стивен Кинг - Судьба Иерусалима[= Жребий; Салимов удел]

У перекрестка Бен затормозил. Наверху он увидел дом Нортонов, заросший высокой пожелтевшей травой у фасада, где еще стояла кирпичная печь для барбекю. Некоторые окна в доме были разбиты.

Дальше был парк. Памятник героям войны почти скрылся в зарослях кустарника. Бассейн засыпали осенние листья. Зеленая краска на скамейках облупилась. Горка для катания повалилась набок, задрав ноги, как мертвая антилопа. В песочнице валялась забытая каким-нибудь ребенком кукла с торчащей рукой. В ее черных глазенках-пуговицах отражался темный, безумный ужас, как будто она, пока лежала здесь, подслушала все страшные тайны города. Может, так оно и было.

Он поглядел вверх и увидел дом Марстенов. Его ставни все еще были закрыты, глядя на город с мрачным злорадством. Сейчас он был безвреден, но после темноты…

Дожди уже смыли причастие, которым отец Каллагэн запечатал его. Они могли снова завладеть домом, если хотели. Сделали ли они это? Устраивают ли они там свои церемонии и встречи и поминают ли того, кто дал силу их Хозяину?

Он смотрел туда в каком-то оцепенении.

Марк разглядывал дома. В большинстве их занавески были плотно закрыты; в других окна открывали зрелище пустых, заброшенных комнат. Бен подумал, что они не кажутся покинутыми — нет, из обитатели словно затаились и ждут.

— Они там, — сказал Марк дрожащим голосом. — В этих домах, прямо сейчас: За занавесками. В кроватях, и в шкафах, и в подвалах. Прячутся.

— Успокойся, — сказал Бен.

Город остался позади. Бен свернул на Брукс-роуд, и они поехали назад к дому Марстенов, который еще сильнее зарос травой и кустами.

Марк указал куда-то, и Бен присмотрелся. Среди травы была протоптана тропинка. Через лужайку к самому крыльцу. Он почувствовал тяжесть в груди. Самое худшее все же случилось.

За Бернс-Роуд, недалеко от кладбища Хармони-Хилл, Бен остановил машину, и они вышли. Вместе они углубились в лес. Под их ногами сухо хрустела хвоя. Пахло ягодами можжевельника, где-то скрипели поздние кузнечики. Они нашли в лесу маленькую поляну.

— Старожилы говорят, что это началось здесь, — сказал Бен. — Тогда, в 51-м. Дул западный ветер. Они думали, что кто-нибудь просто бросил окурок. Один окурок. Потом занялось, и никто уже не мог ничего сделать.

Он вынул из кармана пачку «Пэлл-Мэлл», задумчиво поглядел на эмблему и сорвал целлофан. Потом достал сигарету и зажег. Она показалась ему удивительно приятной, хотя он не курил все эти месяцы.

— Они владеют этими местами, — сказал он. — Но могут их лишиться. И некоторые из них погибнут… или сгинут. Это точнее. Но не все. Понимаешь?

— Да, — Марк кивнул.

— Они не очень-то хорошо соображают. Потеряв убежище, они станут искать новое. Тогда их и можно будет подловить. Быть может, все кончится с первым снегом. А может и нет. Никакой гарантии. Но без этого… если не выгнать их, то вообще не будет никаких шансов.

— Да.

— Это может оказаться опасным.

— Я знаю.

— Но им требуется огонь, — сказал Бен. — Огненное очищение. Как ты думаешь?

— Да, — опять повторил Марк.

Бен встал.

— Пора ехать.

Он бросил горящую сигарету в груду сушняка и сухих листьев. Вскоре над зеленеющим можжевельником вытянулась вверх тонкая струйка дыма, и ветер принялся раздувать ее. В двадцати футах была большая куча валежника.

Они смотрели на дым, зачарованные.

Он густел. Взметнулся язык пламени. Их сушняка стало раздаваться легкое потрескивание.

— Сегодня им будет не до овец, — сказал Бен. — Сегодня им придется побегать. А завтра…

— Мы с тобой, — сказал Марк, сжав кулак. Лицо его не было больше бледным; на него вернулся румянец. Глаза мальчика сверкали.

Они вышли к дороге и сели в машину.

А в лесу на маленькой поляне все сильнее разгорался огонь, раздуваемый дующим с запада осенним ветром.