Стивен Кинг - Глаза дракона [litres]

Гвардеец становился все бледнее – не только потому, что Питер говорил правду, но и из-за того, что поверил дружкам, убедившим его в виновности Питера. Теперь он сомневался. Принц вовсе не казался ему виноватым.

– Да, мой господин, – пробормотал он и вышел.

Через несколько минут вошел капитан стражи.

– Мне показалось, я слышал шум. – Его взгляд упал на осколки. – Что здесь случилось?

– Ничего особенного, – спокойно ответил Питер. – Я уронил поднос, и гвардеец пошел за новым.

Капитан кивнул и вышел. Через десять минут раздался стук в дверь.

– Войдите, – сказал Питер.

В дверь протиснулся стражник с новым подносом.

– Простите, мой господин. Никогда в жизни я так не делал. Не знаю, что на меня нашло.

Питер только махнул рукой. Он ощущал невероятную усталость.

– Скажи, другие думают так же? – спросил он. – Другие стражники?

– Мой господин, я сам так не думаю.

– Но другие считают, что я виновен?

После долгой паузы солдат кивнул.

– И почему же?

– Они говорят про сгоревшую мышь… и про то, что вы заплакали, когда Пейна вас обвинил…

Питер кивнул. Да, плакать тогда было нельзя, но что теперь делать?

– Но чаще всего говорят, что вы хотели стать королем и поэтому сделали это.

– Что я хотел стать королем и поэтому сделал это, – эхом повторил Питер.

– Да, мой господин. – Стражник мрачно глядел себе под ноги.

– Спасибо. Можешь идти.

– Мой господин, простите ме…

– Я прощаю тебя. Иди. Мне надо подумать.

Гвардеец вышел с таким видом, будто жалел, что родился на свет.

Питер расправил салфетку, но есть ему не хотелось. Он смотрел на салфетку и думал о своей матери. Он был рад, что она не дожила до этого. Он всегда был счастливым, блестящим мальчиком, которого, казалось, не могло коснуться никакое горе. Теперь все горе, накопившееся за шестнадцать лет, выплеснулось на него разом.

Но чаще всего говорят, что вы хотели стать королем и поэтому сделали это.

Он, кажется, понял. Они хотели доброго короля. Но еще хотели верить, что чудом спаслись от короля злого. Хотели тайн, хотели зловещих сказок об убийствах королей. Говорят, что вы хотели стать королем.

Пейна тоже в это верит, подумал Питер, и этот гвардеец, и это не бред. Меня, меня обвиняют в убийстве отца, и вся моя любовь к нему не в силах это опровергнуть. Потому что кто-то хочет, чтобы я был виновен.

Питер аккуратно свернул салфетку и накрыл ею поднос. Он так и не стал есть.

Потом был суд, о котором вы можете узнать подробнее, если захотите. А я изложу только суть дела: Питера, сына Роланда, привела на суд сгоревшая мышь; его осудили на встрече семи человек, которая не была судом, а приговор вынес простой солдат, плюнув ему в тарелку. Вот и вся сказка, а сказки иногда более правдивы, чем история.

Когда Ульрик Викс, который вытащил белый камешек и занял место Пейны, огласил приговор суда, зрители, многие из которых еще недавно ждали, что Питер станет лучшим королем за всю историю Делейна, бешено зааплодировали. Они вскочили на ноги и, если бы не шеренга гвардейцев с обнаженными мечами, отменили бы приговор суда и вместо заключения в Игле линчевали бы принца на месте. Когда его уводили, плевки сыпались на него дождем, но он не опускал головы.

Слева от зала суда открывалась дверца в узкий проход. Шагов через сорок начинались ступеньки, которые вели вверх и вверх, до самой вершины Иглы, где теперь находились «покои» Питера. Всего ступенек было триста. Мы еще вернемся к Питеру, потому что его история, как вы догадываетесь, не закончена; но сейчас не станем подниматься вместе с ним – ведь это путь позора: от трона, который остался внизу, до вечной тюрьмы, что ждала наверху, и никому, ни одному человеку, нельзя пожелать пройти такой путь.

Давайте лучше посмотрим, что случилось с Томасом, когда он очнулся от болезни и узнал, что стал королем Делейна.

– Нет, – прошептал Томас испуганно. Глаза его лихорадочно блестели на бледном лице. Губы дрожали. Флегг только что сообщил ему новость, но казалось, что ему предлагают не корону, а смертную казнь – так он перепугался. – Нет, – повторил он. – Не хочу быть королем.

И это была правда. Он всю жизнь завидовал Питеру, но кое-чему он не завидовал никогда: тому, что Питер станет королем. Томасу трон не снился даже в страшном сне. И вот страшный сон стал явью – Питер заключен в тюрьму за убийство отца, а Флегг пришел и говорит, что теперь он король.

– Нет, я не могу… не хочу быть королем. Я… я отказываюсь! Я РЕШИТЕЛЬНО ОТКАЗЫВАЮСЬ!

– Ты не можешь отказаться, Томас, – сказал Флегг твердо. Он уже знал, как нужно говорить с Томасом: дружелюбно, но твердо. Флегг понимал: он сейчас нужен Томасу больше, чем когда-либо, но и он зависел от Томаса куда больше, чем раньше. А управлять этим нервным, издерганным мальчиком было не так уж легко.

Ты нуждаешься во мне, Томми, но я не так глуп, чтобы говорить тебе это. Ты сам должен сказать. Чтобы не возникало вопроса, кто кому обязан. Потом может быть, но не сейчас.

– Не могу отказаться? – прошептал Томас. Услышав новость, он приподнялся на локтях, а теперь снова упал на подушки. – Мне плохо. Похоже, лихорадка возвращается, пошли за доктором. Мне нужно лечиться. Я…

– Ты в порядке, – возразил Флегг. – Я сам тебя лечил, никакой лихорадки уже нет, и все, что тебе нужно, – это немного свежего воздуха. Но если хочешь, чтобы то же самое сказал доктор (он подпустил в голос немного недовольства), то тебе достаточно позвонить. – Флегг указал на звонок и иронически улыбнулся. – Я, конечно, понимаю, что тебе хочется спрятаться в кровати, но я, твой друг, говорю: это обманчивое убежище.

– Обманчивое?

– Советую тебе встать и постараться поскорее восстановить силы. Тебя должны короновать не позднее чем через три дня. Если откажешься идти сам, тебя отнесут на площадь прямо на кровати. Конечно, это не слишком удачное начало царствования, но Пейна распорядился закончить все как можно быстрее.

Томас лежал на подушках, пытаясь переварить эту информацию. Глаза его от страха скосились, как у кролика.

Флегг тем временем накинул на плечи плащ с красной подкладкой. Потом надел на шею золотую цепь. Затем взял посох с серебряным набалдашником и поклонился Томасу. Все это испугало Томаса еще больше. Флегг так нужен ему в этот момент, а он выглядит…

Он выглядит собравшимся в путешествие.

Его прежний страх показался ерундовым в сравнении с тем, что сдавил сердце в этот миг.

– А теперь, дорогой мой Томми, желаю тебе всего самого хорошего, долгого и счастливого правления… Прощай!

Он направился к двери, думая уже, что мальчишка не сможет выговорить ни слова и придется самому изобретать предлог, чтобы остаться, но тут Томас еле слышно прошептал: