Кассандра Клэр - Лорд Теней [litres]

Сердце Дрю так и колотилось. Ее душило ужасное чувство нереальности происходящего. Она как будто переместилась через портал – но понятия не имея, куда, и ничего не узнавая. Даже воздух здесь пах чем-то странным и темным, совершенно неведомым ей прежде.

Дрю автоматически потянулась к оружию на поясе – но там ничего не оказалось. Она явилась сюда совершенно неподготовленной, в одних джинсах и черной футболке с котиками. Она подавила истерический смешок и прижалась к стене подземного коридора, держась в гуще теней.

В конце коридора замерцали огни. До Дрю донесся далекий смех и мелодичные голоса, чирикавшие, точно птицы. Фэйри.

Она слепо двинулась в другую сторону и чуть не рухнула на спину, когда стена за ней подалась и превратилась в тканевый занавес. Дрю провалилась на ту сторону и обнаружила, что попала в просторный каменный зал.

Стены были выложены квадратами зеленого мрамора с толстыми черными прожилками. На некоторых плитках виднелись золотые узоры – сокол, трон, разделенная надвое корона. В зале было и оружие, разложенное на разных столах – медные и бронзовые мечи и кинжалы, крюки и шипы и булавы из всех металлов, кроме железа.

А еще в зале был мальчик – лет примерно тринадцати, ее ровесник. Когда Дрю вошла, он обернулся и теперь ошеломленно таращился на нее.

– Как смеешь ты входить в эти покои? – его голос был резким и властным.

Он был богато одет – в шелк и бархат и тяжелые кожаные сапоги. Волосы у него были светлые до белизны, цвета колдовского огня. Они были коротко обрезаны, а лоб мальчика охватывал обруч из светлого металла.

– Я не хотела, – Дрю сглотнула. – Я просто хочу отсюда убраться, – прибавила она. – Вот и всё.

Его зеленые глаза полыхали.

– Кто ты такая? – Он сделал шаг вперед и сдхватил со стола кинжал. – Ты что, Сумеречный охотник ?

Дрю вскинула подбородок и уставилась на него.

– А ты кто такой? – возмутилась она. – И почему ты такой грубый?

К ее удивлению, он улыбнулся, и в этой улыбке было что-то знакомое.

– Меня зовут Эш, – сказал он. – Тебя прислала моя матушка? – спросил он с надеждой. – Она обо мне волнуется?

– Друзилла! – раздался чей-то голос. – Дрю! Дрю!

Дрю в недоумении огляделась: откуда шел этот голос? Стены комнаты начали темнеть, таять и сливаться. Вокруг открывались все новые и новые дыры: в стенах, в полу, и мальчик в богатых одеждах, с острым лицом фэйри, ошарашенно посмотрел на нее, занося кинжал. Земля ушла у Дрю из-под ног, она взвизгнула и провалилась во тьму.

Вертящийся воздух – холодное вращение почти-портала – вновь ее подхватил, и она рухнула в реальность, на пол своей спальни. Больше в комнате никого не было. Дрю, задыхаясь, пыталась подняться на колени. Сердце словно пыталось вырваться из груди.

Голова шла кругом – ужас от того, что она очутилась под землей, ужас от незнания, вернется ли она когда-нибудь домой, ужас оказаться в незнакомом месте – и все же образы от нее ускользали, словно она пыталась удержать ветер или воду. Где я была? Что случилось?

Она поднялась на колени, чувствуя тошноту и недомогание. Дрю сморгнула головокружение – перед ней все еще стояли глаза, зеленые глаза – и увидела, что вещмешок Хайме пропал. Окно спальни стояло открытое, пол под ним был влажным. Должно быть, он забежал и снова ушел, пока… ее тут не было. Но где она была? Она не помнила.

– Дрю! – вновь раздался все тот же голос. Голос Марка. В дверь в очередной раз нетерпеливо постучали. – Дрю, ты меня что, не слышала? Эмма и Джулиан вернулись.

– Ну вот, – сказала Диана, в последний раз проверяя повязку на руке у Гвина. – Жаль, что я не могу нанести тебе ираци , но…

Она осеклась, чувствуя себя глупо. Это она настояла, чтобы они отправились в ее комнаты в Аликанте, чтобы она могла перевязать его рану, и с тех самых пор Гвин молчал.

Стоило им забраться в ее комнату через окно, как Гвин хлопнул коня по крупу, и тот взмыл в воздух.

Пока он осматривался в ее комнате, двуцветными глазами вбирая все видимые приметы ее жизни – грязные кружки из-под кофе, брошенную в угол пижаму, письменный стол в чернильных пятнах, – Диана гадала, правильное ли решение приняла, приведя его сюда. Много лет она допускала в свое личное пространство лишь немногих, показывая только то, что хотела показать… Тщательно контролировала доступ к своему внутреннему «я». Она никогда не думала, что первый мужчина, которому она позволит войти в ее комнату в Идрисе, будет странным и прекрасным фэйри – но, когда он поморщился от боли, сев на кровать, она поняла, что всё сделала правильно.

Когда Гвин принялся сдирать с себя похожие на древесную кору доспехи, она почувствовала, как ему больно, и стиснула зубы. Ее отец всегда держал в ванной запасные повязки. Когда она вернулась оттуда с марлей в руках, то обнаружила Гвина мрачным и по пояс нагим на смятом одеяле; его каштановые волосы были почти такого же цвета, что и деревянные стены. Кожа была на несколько оттенков бледнее, гладкая и туго натянутая.

– За мной не надо ухаживать, – сказал он. – Я всегда сам перевязывал себе раны.

Диана не ответила и приступила к сооружению повязки на скорую руку. Сидя рядом с ним, она вдруг поняла, что никогда еще не оказывалась так близко к нему. Она думала, что его кожа на ощупь будет как древесная кора, как доспехи, но ошиблась: она была на ощупь как самая мягкая выделанная кожа, из которой шили ножны для самых хрупких клинков.

– У всех бывают раны, уход за которыми лучше поручить кому-нибудь другому, – заметила она, откладывая в сторону коробку с повязками.

– А что насчет твоих ран? – спросил он.

– Меня не задело. – Она поднялась на ноги, чтобы доказать ему: она в порядке, ходит и дышит. Но отчасти она сделала это еще и затем, чтобы восстановить между ними дистанцию. Сердце ее сбивалось с ритма, и ее это настораживало.

– Ты знаешь, что я не это имел в виду, – сказал он. – Я вижу, как ты заботишься об этих детях. Почему бы просто не предложить возглавить Институт Лос-Анджелеса? Из тебя был бы лучший лидер, чем из Артура Блэкторна за всю его жизнь.

Диана сглотнула, хотя во рту у нее пересохло.

– А это имеет значение?

– Имеет в том смысле, что я желаю тебя узнать, – произнес он. – Я поцеловал бы тебя, но ты от меня ускользаешь; я познал бы твое сердце, но ты скрываешь его в тени. В том ли дело, что я тебе не нравлюсь или ты меня не хочешь? Потому что в таком случае я не стану тебя беспокоить.

В его голосе не было никакого намерения вызвать чувство вины – лишь простая констатация факта.

Если бы он взмолился более эмоционально, она, может быть, и не ответила бы. Но сейчас она поймала себя на том, что идет через комнату к полке у кровати и снимает оттуда книгу.