Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

– О, вот как?

В ярости обернувшись к сестре, Эстар сумела отыскать только одно уязвимое место:

– Может, ты, – сказала она, – нарочно хочешь испортить… испортить все.

– Может, и так. Но какая разница? Он… это… словом, кем бы там ни был этот инопланетянин, он – настоящий. Живой. Мужчина. И тебя влечет к нему. Но как ты смеешь поддаваться этому влечению, не взглянув на него и не выяснив, сможешь ли вынести его вид?

– Но они уродливы, – бесстрастно сказала Эстар, сама удивившись, как мало значат эти слова.

– Некоторые люди – тоже. Но это не мешает им любить и быть любимыми.

– Допустим, я каким-то образом увижу его – хоть и не знаю, как это устроить – и не смогу вынести его вида…

– Тогда твои чувства найдут какой-нибудь другой выход. Но оставлять все как есть – это просто абсурд.

– Прошу тебя, сестрица, – зарычала Эстар, – оставь меня в покое! Или уж, коль сама безгрешна, первой кинь в меня камень!

В глазах Рады мелькнул огонек изумления.

– Да, и меня есть в чем упрекнуть, – помолчав, сказала она. – Эти двое… Значит, ты тоже застала их…

Не завершив фразы, она вышла. Серьги с топазами остались лежать на ладони Эстар.

Возвращение оказалось проще простого, будто Эстар унесло прочь горной лавиной.

Как-то незаметно она оказалась в машине, вскоре дом превратился в крохотную темную точку позади и скрылся из виду. Оставшись одна, она погрузилась в раздумья, а очнувшись от мыслей, не успев даже подготовиться к прибытию, увидела впереди громаду конической горы.

Над воротами в сад витал призрак зимних холодов. В глубине сада с деревьев облетали бананово-желтые листья. Подобные анахронизмы, причуды систем управления погодой, Эстар видела много раз в жизни, однако здесь они – без всяких на то причин – казались просто чудом.

Гирлянды цветов перед домом исчезли. Повсюду вокруг распустились розы. Инопланетные, очень высокие, цвета воды и неба – ни намека на кровь и румянец, пергамент и белизну роз Земли.

Пройдя через поле роз, Эстар оказалась у двери, вошла в дом и проследовала прямо в те комнаты, что были отведены ей. Здесь она внимательно огляделась. За все это время она не успела исследовать свои комнаты до конца, не говоря уж о значительных участках дома и сада.

При подобных обстоятельствах счесть это место домом было невозможно, сколько ни убеждай себя в обратном всеми силами разума.

Где же он может быть? Ведь он наверняка знает о ее возвращении. Конечно же, знает. Может быть, если выйти в свой сад…

Прозвучавшее в ответ слово означало «да». Слово было незнакомым, однако Эстар безошибочно поняла его смысл: ведь оно прозвучало в ее собственной голове.

Она замерла, охваченная трепетом. Как же они близки, если он может разговаривать с ней таким образом? Выходит, интуитивно почувствовав в себе телепатические силы, она мысленно потянулась к нему, отыскала его, коснулась его, и он коснулся ее в ответ. И – никаких ощущений непрошеного вторжения. Его «да» прозвучало заботливо, учтиво и очень нежно.

С этими мыслями Эстар отправилась в сад. Здесь было начало осени. Топиары чернели в последних отсветах заходящего солнца. Он стоял за деревьями, у каменного бассейна с яркими, пестрыми рыбками. На краю бассейна, склонившись к воде, вглядываясь в глубину, балансировала цапля из голубой стали, но умудренные опытом рыбки ничуть не боялись ее – ведь цапля никогда в жизни не нападала на них.

А если и с ней – то же самое? Вот он стоит перед ней, полностью скрытый одеждой и маской. За все это время он никогда не давал ей повода для страха. Но стоит ли считать это причиной не бояться?

Он взял ее за руку, и она не стала противиться. Она любила его и боялась только одного – что он наверняка знает об этом. Но вот они заговорили, и вскоре ее перестала тревожить и собственная любовь, и то, что он может знать о ней.

Они говорили обо всем и ни о чем, и большего ей не требовалось. Она чувствовала и напряжение каждой жилки тела, и небывалый покой, расслабленность мыслей. Тревожило только одно. То, на что намекал ее отец, Левин, то, о чем постеснялась говорить Лира, то, что высказала вслух Рада. Может ли он прочесть, почувствовать это в ее мыслях?

Вполне возможно. А если она спросит об этом, каким образом, в каких выражениях он отвергнет ее вопрос? А сможет ли она задать его? А захочет ли?

В тот вечер они ужинали высоко, внутри шарообразной крыши дома. Комнату освещал только светящийся стол да густые россыпи звезд за стеклом, и Эстар снова смотрела, как молекулы его маски расступаются перед чашкой, бокалом или вилкой.

Позже, когда оба слушали музыку его планеты, она разглядывала его длинные пальцы, затянутые в перчатки ладони, покоившиеся на подлокотниках кресла так мирно и в то же время так живо – совсем как спящие кошки.

Кошачьи глаза… Разве она завизжит от ужаса, едва увидев их? Да, уже многие недели он снился ей каждую ночь в бессвязных сексуальных сновидениях, в сновидениях, исполненных страсти. Однако во всех этих снах он оставался призраком, тенью. Ей снилось, как их тела сплетаются в темноте, вслепую, на ощупь… Порой она ненавидела Раду за ее правоту.

Когда музыка стихла, он медленно повернул голову, и Эстар залюбовалась грацией и силой незримой шеи, несущей на себе незримый череп. Укрытые тканью руки согнулись. По всему телу волнами заиграли мускулы, и он – одним плавным, невероятно грациозным движением – поднялся на ноги.

– Ты очень устала, Эстар, – сказал он.

– Но ведь ты знаешь, о чем мне хочется спросить.

– Нет. Только чувствую, что ты хочешь о чем-то спросить.

– Нельзя ли увидеть тебя? Таким, какой ты есть. Несомненно, это должно когда-нибудь случиться, если я живу здесь, с тобой.

– Торопиться с этим нет никакой надобности. Порой с подобными тебе компаньонами моих соотечественников это случается только через много лет. Понимаешь, Эстар? Тебе вовсе не обязательно видеть меня таким, какой я есть.

– Но все-таки ты не против? – спросила она.

– Нет, я не против.

– Когда же? – спросила она, не сводя с него взгляда.

– Думаю, не сегодня. Пожалуй, завтра. Возможно ты помнишь, что по утрам я плаваю. Устройство, заботящееся о тебе, отведет тебя к моему бассейну. Само собой, плаваю я без всего этого. Ты сможешь взглянуть на меня, разглядеть, а после – остаться или уехать. Как пожелаешь.

– Спасибо, – сказала Эстар.

В висках заломило. Казалось, какая-то часть ее «я» умерла, выжженная ужасом перед тем, на что она решилась минуту назад.

– Но ты можешь и передумать, – добавил он. – Не бойся обмануть мои ожидания.

В чеканном искаженном голосе не слышалось ни намека на чувства, и все же… Неужели он тоже боится?

Покончив с обычными приготовлениями ко сну, Эстар улеглась в постель, как будто эта ночь ничем не отличалась от любой другой, но уснуть так и не смогла. Наутро она поднялась, приняла ванну, оделась, словно самым обычным утром. Пока механизмы мыли и расчесывали ее волосы и оттеняли черты лица неброским макияжем, она обнаружила, что не может вспомнить ничего – ни о прошедшей ночи, ни об обычной утренней рутине умывания и одевания, ни о чем-либо другом. Помнила только о том, что близилось с каждой минутой, о том, что вскоре увидит его – таким, какой он есть. Казалось, она пережила этот момент не меньше пяти тысяч раз, вновь и вновь призывая его, убегая от него прочь и вновь возвращаясь к нему в мыслях.