Гарднер Дозуа - За темными лесами. Старые сказки на новый лад [litres с оптимизированной обложкой]

«Взойдя на трон в эпоху сэра Вальтера Скотта, она привела Британию в век мистера Герберта Дж. Уэллса», – писали в лондонской «Таймс».

В последние дни, ожидая визита родственников, Виктория прятала под одеялом листок пергамента, запаянный в стекло. Мерлин стоял в углу, невидимый для всех, кроме своей королевы.

При появлении ее сына, будущего Эдуарда Седьмого, волшебник отрицательно покачал головой. Этот человек не призовет его никогда.

То же самое ожидало и внука Виктории, будущего Георга Пятого.

Наконец к королеве подвели окруженного братьями правнука – младшего в семье, да к тому же заику. Мерлин кивнул. Вот тот, кто призовет его в Лондон десятилетия спустя, когда с небес на землю обрушится адский огонь!

После того, как мальчик вместе с братьями ушел, королева вновь призвала его к себе, вручила ему пергамент и показала, как его лучше спрятать.

– Ты мой последний и единственный друг, – сказала Виктория Мерлину.

В минуту смерти волшебник держал ее за руки и впервые в жизни почувствовал скорбь. Но в стеклянную тюрьму он не вернулся.

Незваный, невидимый, в полном одиночестве он следовал за гробом единственной в жизни подруги по улицам Виндзора до самой королевской усыпальницы близ Фрогмор-хаус.

– О многих говорят: он был человеком своей эпохи, – провозгласил оратор. – Но о многих ли можно сказать, что их время, годы их жизни, будут названы их именами?

– Ее частица живет в каждом из нас, – сказала какая-то женщина, провожая взглядом процессию.

– Наверное, так бывает со всякой легендой.

Мерлин долго стоял в зимних сумерках на снегу возле усыпальницы.

– Я не хочу переселяться душой и разумом в другого человека или зверя и не рискну колдовать – вдруг меня вновь призовут? Служить другому монарху… Нет. Не желаю.

И тут ему вспомнился Отшельник из Хрустальной пещеры. Старый Галапас был не слишком-то хорошим наставником, но именно он научил Мерлина Последнему Заклятию Волшебника.

Оно было проще простого и не забылось с годами. Мерлин прочел его, и те, кто задержался на королевском кладбище до раннего зимнего заката, на миг увидели фигуру человека – седовласого, седобородого, закутанного в плащ, украшенный золотыми лунами во всех мыслимых фазах.

Старый волшебник взмахнул посохом, замерцал и тут же рассыпался множеством мелких искр. В наступающей темноте облачко крохотных звезд взвилось над мавзолеем, накрыло Виндзор, простерлось над Британией и рассеялось по всему свету.

Ричард Боус

Ричард Боусопубликовал шесть романов, четыре авторских сборника и семьдесят пять рассказов. Его произведения появлялись в шорт-листах двух дюжин литературных премий, были удостоены премий «Лямбда» и «Миллион авторов», премии Международной Гильдии Ужаса и дважды завоевывали Всемирную премию фэнтези. Его последние работы публиковались в «Коллекции кукол» Эллен Датлоу, в «Мэгэзин оф Фэнтези энд Сайенс Фикшн», в «Фарраго Уэйнскот», «Анканни», «XIII», «Интерфикшнс» и на Tor.com, в антологиях «Лучшее темное фэнтези и ужасы года» и «В тени Близнецов», и в «Альманахе путешественника во времени».

Джейн Йолен, плодовитый автор множества современных сказок, рассказывает нам затейливую историю о мудром рабе и не менее хитроумной джинии. В доисламском арабском фольклоре джинны – вид сверхъестественных существ, которые могут быть вызваны при помощи магии для решения нужных задач. Знакомый образ «джинна из бутылки или лампы» порожден, главным образом, сказкой об Аладдине из «Тысячи и одной ночи». Хотя «Аладдин» – действительно подлинная ближневосточная народная сказка, в оригинальную арабскую версию «Тысячи и одной ночи» он включен не был. Эта сказка, а с ней и еще шесть, отсутствовавших в арабской рукописи, были услышаны Антуаном Галланом от маронитского монаха, сирийца Юхенны Диаба, и включены во французский перевод «Тысячи и одной ночи» («Les Mille et une nuits, contes arabes traduits en français» [58] «Тысяча и одна ночь: Арабские сказки в переводе на французский» (фр.) . ).

[59] “Memoirs of a Bottle Genie” © 1988 Jane Yolen. First Publication: Arabesques: More Tales of the Arabian Nights , ed. Susan Shwartz (Avon Books).

Море было темным – точно запекшаяся кровь, а вовсе не цвета вина, как поют поэты. Мокрый песок в предвечерних сумерках казался едва ли не черным. Воздух, как всегда в это время года, был тяжел и зловеще душен. Я выходил на берег возле дома хозяина всякий раз, когда только мог ускользнуть незамеченным, хоть и опасное это было дело. Опасное, однако крайне необходимое для моего самочувствия. В матросах я прожил гораздо дольше, чем в рабстве, и потому соленый морской воздух для меня – не роскошь, а необходимость.

Если бы море вынесло к моим ногам дохлую чайку, брюхо ее непременно оказалось бы битком набито черными червями и прочими дурными знамениями – столь хмурыми, мрачными выглядели низкие тучи. Вот и насчет бутылки, выложенной морем на берег передо мной, гадать не приходилось: наверняка внутри таились, в лучшем случае, едкие испарения, наследие долгих плаваний в соленой морской пучине.

Поэты моей родины поют хвалы вину, даруя его цвет водам вдоль берегов Эллады, и гимна прекраснее мне не придумать вовеки. Но в этой стране считают, что их пророк запретил им крепкое питье. Местные – народ трезвенников, вознаграждаемых на небесах тем щедрее, чем неуклоннее лишают они себя земных радостей. Такого порядка я совсем не одобряю, ведь я-то по рождению – грек, а по убеждениям – язычник, вопреки всем домогательствам хозяина. Просто чудо, что, согласно безжалостным хозяйским законам, я еще не лишился глаза, уха, а то и руки. Он находит меня потешным… но с тех пор, как я в последний раз выпил, минуло уж семь лет.

Бутылка… Если хоть малость повезет, бутылка упала в море с борта иноземного корабля, и ее содержимое еще годится для питья. Но, если бы мне хоть малость везло, разве я, греческий моряк, выброшенный на этот берег так же, как эта бутылка под ногами, попал бы в рабство к арабам? Отец, такой же циник, как и его отец, оставил мне в наследство циническое имя Антитез, язвительный нрав и острый язык – достояние, никак не подобающее рабу.

Но, как сказал слепой Гомер: «Редко бывает с детьми, чтоб они на отца походили, – большею частию хуже отца, лишь немногие лучше» [60] «Одиссея», пер. В. Вересаева. . Наверное, если вино внутри и не испорчено, то уж обязательно окажется жалкой кислятиной неудачного урожая. С этой мыслью я наклонился и поднял бутылку.

Стекло было мутно-зеленым, будто море после буйного шторма. Подобного тому, что потопил мой корабль и вынес меня на берег рабовладельцев. У дна виднелись темные хлопья – осадок, несомненно, предрекавший, что содержимое для питья непригодно. Я сжал бутылку в ладонях – пусть согреется.