Грег Гифьюн - Сезон крови [litres]

Он сидел, истекая кровью, а мы с Тони прислонились к основанию булыжника и пили пиво из одной банки на двоих, обнимаясь по привычке всех молодых любовников, что так отчаянно цепляются друг за друга. Дональд со своей банкой в руках стоял в нескольких футах от нас, смеялся и болтал с Бернардом. Бернард, куда моложе, чем я его помнил, в форме, такой же поддельной, как и он сам, рассказывал байки о морпехах и своем преждевременном возвращении, пил пиво и смеялся вместе с остальными. Мы тогда собрались на старом месте, чтобы отметить возвращение Бернарда, и прихватили с собой пару упаковок пива, как делали много лет подряд. Тогда мы уже понимали, что этот раз может быть последним; мы повзрослели и больше не могли, как в старшей школе, проводить субботние вечера в лесу с выпивкой.

Рика с нами не было, он все еще сидел в тюрьме. Бернард поднял банку в его честь – сжимая ее в руках, которые всего несколько месяцев назад убили двух молодых женщин в Нью-Йорке, которые резали и увечили, придерживали головы, срезая с них куски плоти, и скрещивались, играя с мертвыми телами.

А теперь он играл с нами, притворялся все тем же безобидным и неприметным Бернардом, который глотал пиво и гадал о будущем, как и мы все. Он был уже не просто мучителем и насильником – он стал убийцей, безжалостным дикарем, совершавшим обряды и приносившим жертвы каким-то своим темным богам. Наверняка был какой-то знак, какой-то намек, который мы упустили.

Даже в мире видений и нашептываний все это казалось таким нелепым.

Томми, сам к тому времени давно мертвый, наблюдал за нами с булыжника. Его волосы стали красными. Кровь все быстрее лилась из разбитого черепа, сплошным липким потоком сбегала по груди. Он перевел взгляд на тот участок леса, неподалеку отсюда, где Бернард – еще моложе того, что стоял сейчас с нами, – надругался над Джулией Хендерсон.

Джулией, которая много лет спустя прячется в темной квартире – серебряные крестики на окнах, повсюду разбросаны библии и пустые шприцы, в воздухе стоит вонь разогретого героина – и отчаянно хватается за ошметки здравого смысла и благополучия. Таскает подносы в закусочной, вечно поглядывая на дверь; торопливо, склонив голову, бежит по району; покупает в грязных переулках и на пустынных углах наркоту; боится, что вот-вот за ней снова явятся демоны, надеется вовремя добежать до квартиры, до своего убежища, крепости и гробницы, где ждет, расчесывая исколотые руки, Эдриан.

Постепенно из теней возникает Джулия: ночная рубашка задрана до пояса, тело медленно раскачивается поверх изможденной фигуры Эдриана. Тот лежит под ней на постели, закатив глаза в героиновом опьянении, с его губ срываются взрывы одурелого смеха вперемешку с невнятными подбадриваниями.

Она изгибается сильнее, двигается быстрее, прижимается все теснее, и из ее глаз начинают течь слезы, как равномерные капли дождя перед настоящей грозой. Обхватив себя руками, она извивается, как будто внезапно оказалась в объятиях невидимой смирительной рубашки. Слезы текут все обильнее и в конце концов затопляют ее выпученные и дикие глаза, обесцвеченные навеянным злыми духами безумием; глаза, которым довелось увидеть ад вблизи.

Падающие капли стали тиканьем часов, и я понял, что вновь начался прежний кошмар. Я последовал за Джулией в пространство между реальностью и тем, чему следовало оставаться лишь в воображении.

Как по команде, тиканье часов начало меня раздражать. Лежа на постели, я услышал, как скрипнул пол. Как обычно, где-то за моими глазами затаилась головная боль, но я сел, не обращая на нее внимание. Я знал, что Бернард уже в комнате и смотрит на меня, и не удивился, увидев его рядом с постелью, бледного и мертвого, с печальной улыбкой на губах. На этот раз я знал, чего боюсь. Я взглянул на дверь. Скоро за ним придут остальные. Бернард подошел ближе, излучая радостное безумие, и протянул ко мне руки с грязными, растрескавшимися и расщепленными ногтями, как будто он часами скреб крышку гроба и выкапывался из-под земли и камней. Он склонился ниже, теперь уже касаясь меня, поглядел с той ухмылкой, какой мясник награждает призовую свинью, и принялся тереть мои ноги, сжимать бедра, оглаживать все мое парализованное ужасом тело.

Одна его рука, грубо лаская, скользнула мне между ног, пальцы сомкнулись вокруг мошонки. Мое горло обожгла рвота. Он беззвучно рассмеялся; его пальцы продолжали тянуть и мять, горячее зловонное дыхание обдавало мне лицо.

В его свободной руке что-то блеснуло, отражая неяркий свет в спальне. Крошечные бритвенные лезвия мелькали у него между пальцев, подскакивая, поворачиваясь и перемещаясь, как карты в руке умелого игрока.

– Хватит… Бернард, ради всего святого… прекрати .

Он улыбнулся мне, и его губы пошли трещинами и рассыпались, истекая слюной и кровью. Тиканье часов превратилось в ровное жужжание. У его ног что-то шевелилось. Мухи. Они сидели на стенах, на потолке, ползали по оконной раме. Мух становилось все больше, они влетали в комнату через невидимые проемы.

Сплошным живым одеялом они покрыли всю комнату. Бернард распахнул кровавую рану рта в беззвучном скрежещущем вопле. Через порог за его спиной протянулись тени, возвещая появление… они приближались. Остальные.

Он посмотрел холодными мертвыми глазами прямо на меня и полоснул рукой мне поперек бедер. Я почувствовал быстрое краткое натяжение, чудовищное давление, а затем – все более невыносимую боль, какую лезвие бритвы оставляет после себя в рассеченной плоти.

Когда за ним пришли остальные, я все еще кричал, вырывался и дергался, зажимая ладонями промежность в отчаянной попытке сдержать фонтан крови, который окрашивал стены.

Скопление залитых алым мух всколыхнулось сплошной массой и волной подалось по стенам вверх.

А потом все пропало, и я понял, что остался один. Мы с Риком и Дональдом остались наедине с Бернардом и всем, что он сделал.

И со всем, что оставалось сделать.

Солнце садилось, но все еще светило ярко, как будто дожидалось нас, цеплялось за горизонт, рассекая небо прекрасным коллажем из лучей всех оттенков оранжевого и красного, отраженным в водах Атлантического океана.

Несколько часов назад Рик вышел на свободу, отсидев положенный срок. Он появился из-за ворот, заметил нас и сбежал по ступеням, как какой-нибудь гангстер в старом фильме, чуть бочком, грациозно, как танцор, будто хотел показать, что все в порядке и его бодрый шаг тому доказательство. Он оставался в отличной физический форме, но его атлетический образ несколько пострадал. Рик сильно сбросил вес, и теперь его тело казалось худым и подтянутым, а не мощным и мускулистым, что в первую очередь сказалось на лице, которое на первый взгляд выглядело изможденным. Долгое время он не высыпался как следует, под глазами образовались темные круги, а из-за редких прогулок на свежем воздухе кожа казалась бледнее, чем раньше.