Джон Лэнган - Рыбак [litres]

Когда он снова заметил движение, на этот раз слева от себя, отрешиться от явленного стало куда как сложнее; ну а в третий раз Якоб остановился и уставился в лес. Они прошли не больше ста ярдов по дороге, но деревья уже сплотились вокруг них и тьма стала гуще, почти что ощутимой. Якоб напряг глаза, пытаясь понять, не простой ли ночной фантом перед ним, не чудится ли ему это странное волнение на пустом месте, как порой бывает во мраке ночи. Ему захотелось вдруг позвать остальных, не заметивших его отсутствие и ушедших вперед, но из опасения показаться малодушным он заколебался.

Внезапно странная белая фигура рванулась к нему и застыла на краю древесной ветви. Увиденным Якоб был поражен столь сильно, что отшатнулся и тяжело плюхнулся наземь. Топор выпал у него из рук и музыкально загремел по камням. Вытаращив глаза и ощутив, как к горлу приливает дурнота, Якоб уставился на тварь перед собой. То была не птица и не олень – это можно было с уверенностью сказать уже по одним золотистым глазам, сиявшим в лунном свете. Темные волосы свертывались и раскручивались над головой существа, будто живя собственной жизнью. Руки, вытянутые в обе стороны от него, медленно двигались вверх и вниз, свет скользил по ним вперед-назад. Якоб увидел, что они были покрыты чешуей, поблескивавшей, словно изобилие старых никелевых монет, – не только руки, вся кожа. Тело твари колебалось, как у рыбы в воде, – и, различив, что ноги ее парили в двух футах над землей, Якоб понял, что та плавала … и что пространство между деревьями, каким бы невозможным это не казалось, заполнено водой.

Якоба охватило чувство, будто смотрел он не прямо, а вниз, что вместо того, чтобы твердо стоять на земле, он застыл на самом краю опасного обрыва. Он зашарил руками по траве кругом, но это не спасло его от иллюзии, будто он вот-вот сверзится головой вперед во всю эту воду, которой тут попросту не могло быть.

А потом кончики пальцев его правой руки нашли что-то гладкое, отполированное – ручку топора. Якоб вцепился в нее и прижал орудие к себе. Тошнотворно качнувшись взад-вперед, земля снова стала землей – хотя вода в просветах чащобы никуда не делась. Когда он изо всех сил попытался встать на ноги, то почувствовал, как чьи-то сильные руки подхватили его под мышки, услышал голоса, и те спрашивали, в порядке ли он. То были Райнер и Анжело, вернувшиеся посмотреть, что с ним случилось. Боясь, что тошнота, которая все не утихала, найдет выход из его рта, если он его откроет, Якоб жестами указал в сторону деревьев.

Завидев плавающую в чаще тварь, Райнер хмыкнул. Анжело стал истово креститься и наперебой читать молитвы на латыни. Удивительно, но Якобу стало невыразимо легче, когда он понял, что видит это не один. Обратив вырезанный на рукояти символ к себе, Райнер воздел свой топор. Глаза твари расширились, и она отпрянула куда-то в темные глубины – сама вода тоже будто бы слегка отступила. Продолжая держать топор вытянутым перед собой, Райнер стал ждать, когда она окончательно исчезнет… Но этого не произошло. Райнер хранил свою позу добрую минуту с лишним, а потом со вздохом опустил топор. Выражение, проступившее у него на лице, совсем не понравилось Якобу – то была явная озадаченность, смешанная с беспокойством.

Анжело тоже это заметил.

– Что такое? – потребовал он объяснений. – Что происходит?

– Ничего, – ответил Райнер. Понятно было, что он лгал, но ни Якоб, ни Анжело не стали допытываться до истины – попросту не решились.

Пока они шли оставшееся расстояние до особняка Дорта, вода, как казалось Якобу, поднималась все выше, но на деле было не совсем так. Скорее, их отряд из пяти человек шел меж стен воды, что неуклонно скользили навстречу им. К тому времени как Дортов дом объявился в поле их зрения, края древесных крон уже скрылись под десятью футами странно темной воды. Спутники Райнера нервно поглядывали по сторонам, да и он то и дело косился опасливо на приближающуюся стихию; белесые чешуйчатые твари с глазами-фонарями вроде той, что напугала Якоба, наступали следом за ней. Первым тишину нарушил Итало:

– Райнер, что это за чертовщина?

– Темные воды, – ответил он. – Темные воды подземного мира.

– И чем они нам грозят?

– Тем, что наш друг забрался куда как дальше, чем я надеялся.

Якобу нестерпимо хотелось спросить о белесых монстрах. Лицо твари, с которой он столкнулся, никак не шло у него из головы – лицо не человеческое, но безумно подобное человеку, карикатурно напоминавшее любого из них, любого из всего людского рода. Если бы он мог обратить свое беспокойство в вопрос, он бы выдавил его через свои дрожащие губы.

Особняк Дорта навис над ними темной громадой – пугая не высотой, но шириной, в два раза превосходящей любой другой дом Станции. Оба конца дома трудно рассмотреть, так как он был буквально зажат водяными стенами – лишь центральная часть осталась неприступна. Якобу это напомнило туннель, и от этого сходства нервы натянулись до предела – каждый квадратный дюйм его кожи вдруг стал казаться сверхчувствительным, отзывчивым на стимул, слишком тонкий, чтобы быть подмеченным при иных обстоятельствах. Райнер повел их вперед, и Якоба это всецело устраивало – как, надо полагать, и остальных, ибо прежде чем сделать шаг вперед самим, они ждали, пока это первым сделает самопровозглашенный глава их отряда.

– Как Моисей на Красном море, – промолвил Анжело. Такое сравнение не приходило Якобу в голову, но он счел его справедливым. В водяных стенах не было видно деревьев – только белесые твари в отдалении. Как бы странно это ни звучало, отсутствие деревьев наделило стены новой угрозой. Пока деревья были на поверхности воды или близко к ней, Якоб мог убедить себя, что их стволы и ветви помогают сдерживать ее темный напор. Без них же большие объемы воды казались гораздо более подвижными. Больше всего на свете Якобу тогда хотелось со всех ног рвануть ко входной двери особняка, но, будто повинуясь некой логике сна, он уверился в том, что стоит ему хоть чуть-чуть ускорить шаг – и вода обрушится на него, и потому держал себя в руках и старался не смотреть на белесых тварей, что шныряли взад и вперед с будто бы постоянно растущим волнением. И когда что-то гораздо большее, чем изобилие их всех вместе взятых, затемнило перспективу позади них, лениво влившись в течение, Якоб внушил себе, что он ничего не видел.

Дверь в дом была в считанных десяти футах от него – простая, сделанная из тяжелых досок темного дерева, удерживаемых вместе металлическими планками, потускневшими от времени. К ней был прикручен дверной молоток в виде головы зверя, которого Якоб не смог признать: то могла быть змея, но пасть ее была ощерена в слишком уж человеческой ухмылке.