Наталья Аристова - Искусство проклинать [СИ]

Дан, наконец-то, сам забрал меня с работы. Мы приехали рано и затеяли пельмени. Пока он прокручивал мясо, я замесила и раскатала тесто, стараясь двигаться в такт Сороковой симфонии Моцарта. Когда приступили к «собственно пельменям», Дан мазнул мне мукой по носу, а я в ответ насыпала ему целую горсть прямо за пазуху. Примирение заняло у нас так много времени, что пришлось выключить закипевшую воду, выставив лист с пельменями за окно. Когда отдышавшись, мы её снова вскипятили, «запела» трубка на кухонном окне.

— Алло, Тинатин, солнце моё! Ты дома? Это я, Док. Чем ты занята, голубка?

— Док, здравствуй! Давно не слышала твоего голоса. Очень соскучилась по тебе… Как твои дела? Ты, наконец-то, приехал, до чего же я рада! С работы звонишь?

— Я у Галии, осматривал Сако. У него высокая температура, но не ноги тому причина, а грипп. Дай, думаю, позвоню, обрушусь в гости. Раз уж я в ваших широтах, неплохо бы встретиться.

— Конечно, приходи. Чего спрашивать! У нас как раз пельмени на подходе. Хочешь пельменей?

— Лечу! — радостно пропел он в трубку: Лечу на крыльях голода! Они намного надёжней, чем любовные…

Док сильно похудел и осунулся, серые глаза стали светлее на потемневшем сухощавом «казачьем» лице. Усики, прикрывающие шрам над губой, уныло обвисли.

— Плохо выглядишь, Док — заявляю я, расцеловавшись с ним у порога: Где это ты так заморился? Работа, вроде, не пыльная. Стерильная и размеренная. По ночам, что ли, снова безвылазно дежуришь?

— Не пыльная, Тинатин, не пыльная… Знаешь, такое зло разбирает! Ничего не могу. Пальцы немеют каждые полчаса. Инструменты из рук валятся — жалуется он, протягивая руку Дану.

— Инструменты? Какие инструменты? Ты же на станции… Или что, Док? Ты где сейчас работаешь?

— В хирургии, на подхвате — горько хохотнул он: Поэтому и знать о себе не давал. Некогда, с самого приезда.

— Почему в хирургии? Там же Салиев и Герман Степанович. Да и молодых сколько!

— От молодых толку меньше, чем от меня «подбитого да ранетого». Пусть бы хоть на приёме в поликлинике не лажались, и то ладно! У Германа брат плохой, всей семьёй в Ростове уже неделю, а Салиев с гриппом. Инфекция… Старый Тофик снова у стола, а я вторым… И ещё смена… Сама знаешь, кто… Я уже три дня сплю по два часа в сутки.

— Галдумян, бедный, Ольга Яковлевна и ты с Тофиком? Они же на пенсии все. Не отпускали сколько, а теперь снова покоя не дают. Тофик, вообще, за седьмой десяток перевалил, сколько же можно? А двое других не намного моложе. Что же это творится…

— Так он же спец, Тинатин. Такие даже пенсией насладиться не успевают… Устаёт он, сильно. А я безрукий почти! И, знаешь, как по закону подлости — одни тяжёлые.

— Отделение забили, во всех коридорах кровати стоят — сообщает Док, неловко орудуя вилкой. Несмотря на голод, ест он довольно вяло и медленно.

— Крутые? — я подкладываю ему новую порцию пельменей, пододвигаю ближе тузлук. Док любит его к пельменям, но сегодня даже не замечает. Жуёт механически, как заводной.

— Нет, как ни странно… Город — пороховая бочка, а подстреленных нет. Может, огнестрелов к Митрофану везут. Кстати, как он Дана поправил? Эх незадача вышла, меня в нужный момент в городе не оказалось!

— Потом расскажу… Дан вполне ничего, да, Дан? Ты лучше скажи, больные откуда? Бытовуха?

— И бытовуха, и автомобильные… разные. Крови на станции мало, а они все с большими кровопотерями, как назло. Меня там сейчас Анна Ванна замещает, жалуется без конца! Все запасы вышли, а до края пока доберёшься! Тоска! Домой — боюсь, у нас в корпусе тоже грипп, на излёте уже, но домой как? Светка без меня одна справляется. Хотел к тебе ночевать напроситься, пока смена Яковлевны и Араика. Пустишь?

— Конечно, чего спрашиваешь! Приютим и обогреем и спать уложим. И даже массаж сделаем, если хочешь. Всё для тебя…

Я не умею толком делать массаж, но Док говорит, что мои манипуляции ему почему-то помогают, облегчают боли в руках.

— А мне массаж никогда не делала. И вообще… — когда Дан придуривается, у него это забавно и мило получается. Почти можно забыть о его страшных шрамах, которые я не только массировать, а даже погладить-то лишний раз боюсь. Прикасаюсь, с замиранием сердца и холодом в районе пупка, а сама боюсь… Хорошая помощь!

— Тинатин, я о таком счастье даже не мечтал. Ты сама предложила, я не в силах оказаться… Мне бы, хоть выспаться, братцы! А всё остальное — это уже ваша великая щедрость бедному старику!

— Ах ты наглец! Старик, значит? А я тогда кто? — я даю Доку подзатыльник. Мы с ним ровесники, и даже день рождения у нас в один месяц. Это, кстати, даёт ему возможность позлить Витьку, который на месяц моложе и называть Ашота аксакалом — тот старше нас всех на целых полгода. Док в ответ хватает, как боевой меч, вилку и мы с ним начинаем кружить вокруг стола, делая зверские лица.

Мы постарались скрасить вечер для Дока как могли. Оба наотрез отказались от врачебного осмотра и уложили его спать сразу после душа и массажа. Дан оказался ещё и приличным массажистом. Талантов у него — как из волшебной шкатулки. Руки массировала я.

Док проспал часа четыре, а уже в одиннадцать снова проснулся и захотел есть.

— Поешь и снова ляжешь, хорошо, Док? Хотя бы эту ночь выспись по-человечески, а потом заступай опять на свою боевую вахту — попросила я и он энергично закивал головой, одобрительно промычав что-то с набитым ртом. После отдыха он ел намного охотней.

Я собрала ему на стол, села рядом. Дан плескался в ванной.

— Тинатин, а мальчик у тебя хороший. Как ты собираешься с ним поступать? — прожевав очередную порцию, напрямую, без вступлений, спросил Док.

— А как с ним надо поступать, Док? Ситуация требует срочных решений? Я знаю, что он хороший мальчик, я уже ничего не могу изменить или вернуть назад. Всё идёт, как идёт. Ты можешь что-то предложить?

— Нет, не могу. И уже не думаю, что ты запуталась. Твой Дан мне нравится… Очень нравится. И ты, видимо, знаешь, что надо делать — это главное. Я теперь спокоен. Прости, что завёл этот разговор.

— Всё в порядке, Док. Какие могут быть извинения? — улыбнулась я: Спасибо за заботу, но между нами всё, в самом деле, нормально. Не бери в голову. Расслабляйся и отдыхай. Как твои руки? Получше?

— Отлично, спасибо. А ты, наверное, должна была стать врачом, дорогая! Только тяга к прекрасному победила в тебе тягу к целительству.

— Ну вот, отдохнёшь и снова в бой — радую его я: А потом — ко мне, целительнице, если помогает. И почаще!

— Да-а-а! В бой… У нас в привокзальном Сарае такой позавчера бой был, побоище даже. Бомжи друг друга покромсали, Ванька сказал, только что не на куски. У двоих брюшина вспорота, внутренности на полу… Третьему вообще голову почти отхватили, непонятно как и чем. На столе прямо у нас один скончался. Пацан, двадцать лет, а вид у него был… На все пять десятков потянет. Всего-то, рваная рана в области ключицы, а кровопотеря — критическая.