Тимофей Печёрин - Паранойя. Сборник

Со спины к стрелку подобрался парень в белой рубашке и галстуке. Близко подобрался — надеялся обезвредить. Но в последний миг тип с пистолетом, почуяв неладное, резко обернулся. И выстрел почти в упор снес офисному смельчаку пол-лица. А ведь еще миг назад этот бедолага наверняка считался красавчиком!

Секундная пауза, темный экран — и теперь на нем желтел пустынный пейзаж под чистым, без единого облачка, небом. Группа людей, замотанных в тряпье, потрясали над головами автоматами, грозя этому небу, и что-то яростно выкрикивали да время от времени постреливали в воздух. Затем показали крупным планом, как один из этих людей прицепляет себе к животу и груди какую-то конструкцию из проводов и небольших цилиндров.

На предназначение этой конструкции намекнула следующая сцена. Некто… возможно, тот самый, один из вооруженных оборванцев, но теперь одетый вполне цивильно, входил в какое-то кафе. Где встал посреди зала, окруженный столиками с мирно трапезничавшими да беседовавшими посетителями; сунул руку за пазуху — и миг спустя превратился в эпицентр взрыва. Взрыва, его самого разорвавшего в клочья, а следом разметавшего столики и сидевших за ними людей.

Следующие эпизоды сменялись с калейдоскопической быстротой.

Рука с ножом перерезает горло стоявшему на коленях человеку.

Самолет на ходу влетает в небоскреб, взрывается — и здание рушится, оседая в дыму и пламени.

С палубы авианосца один за другим взлетают несколько истребителей. От одного из них, уже ставшего точкой в небе, отделяется ракета, оставляя за собой дымный след.

Над горизонтом вырастает, клубясь, подсвеченный снизу гриб ядерного взрыва.

Куда-то поспешно движется группа людей в похожих на скафандры костюмах не то химической, не то радиационной защиты.

Над площадью клубится черный дым от горящих автомобильных покрышек. Беснуется толпа: люди, кто дергается, вскидывая вверх кулаки, кто то и дело подскакивает, а кто-то с остервенением бешеных собак набрасывается на выстроившихся вокруг площади людей в масках, бронежилетах и прикрывшихся металлическими щитами.

Ребенок, чей возраст угадать сложно из-за полного отсутствия волос, осторожно переступает, едва удерживаясь на ногах. У ребенка открыт всего один глаз, да и тот похож на узкую щель.

Очередной стрелок — теперь подросток — врывается в класс в разгар урока и палит по сидящим за партами ученикам. Досталась пуля и учителю, вроде бы попытавшемуся его урезонить. Уговорить прекратить пальбу.

И, как апофеоз демонстрации этой череды кадров с трагическими сценками — снова два раздавленных голубя на асфальте, показанные крупным планом. С минуту голуби задержались на экране, вроде как для пущего закрепления в памяти. А затем в аудитории зажегся свет. И, поднявшись, за кафедру встал главный виновник торжества. Несмотря на моложавый и пока еще энергичный вид, то был уже профессор, более того — светило биологии. Пришедший в эту аудиторию, чтобы выступить с публичной лекцией.

— Господа… дамы, — обратился профессор к сидящим перед ним студентам и даже нескольким преподавателям, что также сочли выступление именитого коллеги для себя небесполезным, — поговорим о естественном отборе. И о таких его составляющих, как размножение и инстинкт самосохранения.

Наверняка если не все, то большинство из вас знает: численность популяции многих организмов не растет… не может расти бесконечно. Фразу про зверей, которые в неволе не размножаются, слышали даже люди, далекие от биологической науки. Не берусь судить, что именно притупляет в данном случае инстинкт продолжения рода, не зря называемый «основным инстинктом». Сказывается ли шок или подавленное настроение из-за отсутствия привычной среды обитания… а может, всему виной плохая кормежка. Кстати, для дикого зверя любая кормежка плохая и неполноценная, кроме той, которую добыл он сам. Как вариант, животное не чуждо, в том числе и чувства любви. Любви даже к собственному не рожденному потомству. Да-да, предположим, звери заранее предвидят, что их детенышам в клетке или вольере ничего хорошего не светит. Что жизненного пространства с их рождением будет меньше, зато больше грязи и поводов для конфликтов.

Но не только наши с вами собратья по классу млекопитающих понимают, когда можно продолжать род, а когда лучше бы воздержаться. Даже для существ более низкого уровня — членистоногих или микроорганизмов — существует предельная численность популяции, способной прокормить себя в пределах ограниченного ареала.

Пока численность популяции во много раз меньше предельной, первая растет почти в геометрической прогрессии — с рождаемостью, близкой к постоянной величине и с постоянной же, но значительно меньшей, смертностью. Но по мере приближения к предельной численности рост замедляется. Математически данная закономерность, как вы знаете, была описана Ферхюльстом. Но что же за ней стоит?

Поскольку смертность зависит от продолжительности жизни средней особи и является стабильной величиной, правильным будет предположить, что замедляется рост не иначе как за счет снижения рождаемости. Иначе говоря, даже лишенные намека на разум живые крохи способны держать себя под контролем… воздержаться от действий, способных завести их в тупик или привести к катастрофе.

Профессор вздохнул, отпил воды из стоявшего перед ним стакана, а затем продолжил — причем с выражением лица, куда более серьезным, даже мрачным, чем секунду назад:

— Но то, на что способны даже низшие организмы, почему-то оказалось недоступно нашему с вами виду, носящему гордое имя «человек разумный». Население Земли… человеческое население, я имею в виду, прибавляет по миллиарду каждые десять-пятнадцать лет — тогда как жизненного пространства, доступного нам, больше не становится! Да, до поры до времени рост числа людей компенсируется сокращением численности других живых существ… вымиранием целых видов. Но как долго это может продолжаться? Ведь нарушается природное равновесие на планете в целом, разрушаются пищевые цепочки; исчезновение одних видов обрекает на вымирание другие. Цепная реакция, иначе и не скажешь.

Но, к добру или к худу, а природа оказалась мудрее нас — несмотря на весь наш хваленый разум. Природа защищается. А коль и мы сами являемся частью природы, то ничего не можем противопоставить этой защите. Суть которой заключается в том, что коль мы не можем обуздать инстинкт продолжения рода, у нас притупляется другой инстинкт, причем тоже важный.

А на вывод такой меня навели результаты наблюдения за голубями. Помните ли вы… те, кто постарше, наверняка помнят, что в прежние времена многочисленные сборища голубей можно было встретить лишь в парках и на площадях. Теперь же редкий двор (самый обычный!) обходится без стай пернатых, избравших его для своих прогулок.