Айя Сафина - Нина. Книга 3. Среди монстров

– Ах, ты ж сучара подсыльная! – завопил мужчина.

Сильные руки обхватили его талию и вытолкнули за пределы шипящей зоны готовки.

Амелия немедленно сбавила огонь, схватила нож и начала водить куском масла по раскаленному металлу, успокаивая брызги.

– Что ты хотел приготовить? – спросила она.

– Гренки твои дебильные! – выругался Дэсмонд, растирая обожженный торс.

Амелия улыбнулась. Дэсмонд хотел сделать ей приятное, приготовив ее любимый завтрак: омлет, гренки с чесноком и тосты с клубникой. Это что-то новенькое! Кажется, их отношения перешли на новый уровень.

На протяжении последнего месяца Дэсмонд гармонично вписывался в узкий круг любовников Амелии. Саша и Мориц были не только ее первыми помощниками, но и удовлетворяли ее изощренные увлечения групповыми занятиями сексом. Теперь к ним присоединился еще и Дэсмонд. Первый его опыт совместного овладения одной женщины тремя мужчинами он получил под жестким наркотическим опьянением. Он практически ничего не помнил на утро после бурной ночи, и даже испытал легкий шок, проснувшись в объятиях Морица. Когда он различил на большой кровати четыре спящих тела, а нога Морица была запрокинута на его талию, как обычно это делают девушки, Дэсмонд в панике скатился с кровати на пол и разбил лоб о прикроватный столик.

Амелия потом долго приводила его в чувство после пережитого ошеломления. В тот же момент она поняла, что Дэсмонд страдает от сильной наркотической зависимости. Нет, разумеется, все они в бытность их профессии иногда балуются наркотиками. Но ключевое слово здесь – иногда. Дэсмонд же превосходил их всех в количестве и частоте употребления дурманящих средств. Тогда Амелии стала открываться болезнь Дэсмонда. Она и раньше знала, что он – безумец, но списывала это на излишнюю вспыльчивость. Оказалось, все гораздо глубже.

Пережитые в детстве травмы исказили психику Дэсмонда, и он стал неуправляемым. Все боялись его. Дэсмонд наводил страх на окружающих своими садистскими замашками. Но Амелия понимала, что в первую очередь Дэсмонд опасен для самого себя, и потаканием своей ярости он лишь быстрее убивал себя. Амелия ненавидела его неизвестных родителей, бросивших мальчика в приюте, презирала почившего отчима-садиста. Дэсмонд называл его методы воспитанием духа бойца, Амелия – чудовищным извращением. Рассказы Дэсмонда о детстве приводили ее в ужас, материнский инстинкт наполнял сердце жалостью к тому мальчугану, которого подвергали столь жестким «воспитательным» пыткам, и она чувствовала, что должна помочь ему.

За последний месяц Дэсмонд и Амелия сблизились так, как никогда за все время их знакомства, и последняя жалела о том, что это не произошло раньше. Амелия взяла на себя ответственность за спасение израненного рассудка Дэсмонда. И возможно, ее методы спасания вроде группового секса тоже не назовешь нормальными, но чутье Амелии подсказывало, что она на верном пути, а ее чутье подводило редко. Она выстроила в уме план, согласно которому ей предстояло взять каждое уродливое увлечение Дэсмонда и перевернуть его с ног на голову. Фактически она просто поменяла местами ведущего и ведомого, и показала Дэсу, что его даже самое изощренное пристрастие может перейти из разряда «отвратительного» в разряд «приятного», если только он побудет в каждой обувке.

У Дэсмонда были проблемы в сексе. Амелия знала об этом, но детали от нее скрывали. И Эрик молчал. Ответы она нашла, как ни странно, у его новой пассии – девчонки с невероятно большими серыми глазами, которые буквально сражали мужчин к ее ногам. Да что уж тут говорить, сама Амелия иной раз чувствовала себя рядом с ней не в своей тарелке. Нина туманно рассказала о том, что наивысшее сексуальное удовлетворение Дэсмонд получает только вместе со смертью. Амелия не совсем поняла девчонку, но Нина не собиралась раскрывать секрет, похоже, он, действительно, был ужасен. Тогда Амелия приняла решение перевернуть все верх дном, и убить самого Дэсмонда в буквальном смысле.

Она душила его, когда он кончал.

Смешно звучит, но с этого началось его исцеление. С тех пор Амелия только и делала, что переставляла местами фигуры – ставила Дэсмонда в совершенно противоположный угол ринга, туда, где он ни разу не был.

Любишь забавляться сразу с четырьмя девчонками? Получай трех мужиков на одну женщину! Любишь забавляться с пленниками, наделяя их ролью боксерской груши? Становись грушей для Амелии, она бьет не слабее тебя! В ссорах она осыпала Дэсмонда такими побоями, что он начинал визжать, но ударить в ответ не мог. Здесь препятствием служило его обожание этой женщины. Странным образом, Амелия стала единственным человеком, которого Дэсмонд боялся. Он так думал. Амелия же была уверена в том, что он путает страх с неким подобием любви, когда боишься не предмет обожания, а боишься нанести ему вред.

Но самое главное, Амелия познакомила Дэсмонда с миром медитаций. Поначалу он воспринял их более чем отрицательно, использовал самое эффективное мужское орудие – высмеивание женских занятий. Но после пары подзатыльников уселся к ней на коврик и начал работать с дыханием. Амелия сама начала медитировать всего несколько лет назад. Один из ее бывших любовников – бизнесмен из Шанхая как-то водил ее в залы на тренировки медитативных техник. Любовник давно канул в лету, а приверженность к трансу, йоге и ароматизированным свечам осталась надолго. Вот и Дэсмонд, кажется, спустя месяц начал познавать секрет медитативных техник, и становился спокойнее с каждым днем, пусть и на немного. Недавно он признался, что во время одного из упражнений он вспомнил, что Генерал подарил ему на тринадцатый День рождения открытку со словами «Горжусь тобой, сын». Правда Дэсмонд мало придал внимания тому факту, потому что поверх открытки лежала гроздь гранат, с которыми они потом тренировались весь день. Но почему-то теперь, когда Дэсмонду уже далеко не тринадцать, кусок картона казался ему гораздо более значительным. Помогла ли медитация открыть дверь к запертым воспоминания, хорошим воспоминаниям о приемном отце, Дэсмонд не знал, да это и не было важным для него. Сам факт того, что Генерал умел делать приятные вещи, вести себя, как любящий отец, заставили Дэсмонда задаться вопросом: а все ли было ровно так, как он представлял себе в голове? Может, он, будучи измотанным тренировками и ненавистью к отчиму, забыл все то хорошее, что Генерал делал для него? Может, все было не так безысходно и безнадежно в его детстве, как ему запомнилось?

С того мимолетного воспоминания Дэсмонд стал усиленнее практиковать йогу, пытаясь нарыть в своей памяти еще любопытных моментов. Амелия была уверена, что он нароет там много приятного, и, возможно, в один день простит Генерала, отпустит свою ярость и распрощается с остервенелым безумием. В конце концов, Огнестрел-Дэсмонд тоже всего лишь человек. Ему не чуждо понятие любви и привязанности, а значит, и познать всепрощение ему по силам.