Маттиас Бауэр - Morbus Dei. Зарождение

– Так было до сих пор, – невозмутимо продолжал Ансельм. – Но в этот раз у нас для него unam notiam . Донесение. И быть может, нам удастся восстановить справедливость, в которой нам так долго отказывали.

– Не смешите меня! – вскинулся на него Бихтер. – Неужели вы решили, что кто-то обратит внимание на вас? Что же вы можете предложить? Или святой отец в Риме должен сойти с престола и протянуть вам руку?

– Только мертвые ближе, чем мы, apud Christum [10], – робко возразил Ансельм.

Бихтер успокоился и положил собеседнику руку на плечо.

– Ансельм…

Иоганн наклонился вперед и при этом задел дверь.

Дверь чуть приоткрылась, медленно и со скрипом.

Лист оцепенел, сердце подскочило к самому горлу. Эти двое не могли не услышать шум. Он уже перебирал в голове возможности к бегству, но тут священник снова заговорил.

– Я постараюсь повлиять на своих прихожан, – сказал он.

Иоганн опять наклонился к двери. Теперь он смог заглянуть в другую часть комнаты. Слева от очага вырисовывалась человеческая фигура. Ансельм подался вперед, и Бихтер невольно отпрянул.

– Обещаю вам, отче, настанет день. Pro culpa maxima [11], ваши люди ответят за свои деяния.

На него упал свет одного из факелов. Теперь Иоганн мог разглядеть это лицо. У Листа перехватило дыхание. То, что он увидел, мгновенно врезалось в его сознание – этой картины ему не забыть уже никогда.

Мертвенно-бледная, восковая кожа, сплошь иссеченная.

Глаза стеклянные, безо всякого выражения.

Рот в струпьях, сквозь черные губы выглядывают острые желтые зубы.

На голове ни единого волоса. Черные сосуды ясно проступают сквозь бледную кожу. Они словно пульсируют и плотной паутиной расходятся от ушей вниз.

Тощее тело, закутанное в ветхую монашескую рясу.

Иоганн затаил дыхание. Столь схожи они были с людьми в своих страданиях и так мало человеческого осталось в их облике… Сам того не желая, он с шумом втянул воздух.

Бихтер и Ансельм резко замолчали. И стали медленно поворачиваться в сторону двери.

Лист бесшумно скользнул назад, развернулся и побежал со всех ног по коридору. Им овладела паника, он не думал ни о чем, кроме спасения. Домчался до большой комнаты и бросился вверх по ступеням, не останавливаясь, пока над головой не показался проем.

Уже задыхаясь, Иоганн преодолел последние ступени и выскочил на свет.

Теперь в безопасности.

Он сделал глубокий вдох и с трудом взял себя в руки. Потом бросил взгляд на провал – бездну, в которой не было места свету.

В безопасности?

Он смотрел на ступени, ведущие вглубь, в коридоры…

К ним .

Иоганн прислушался, но кругом стояла тишина. На небе уже занималась первая заря, блеклый свет тонул в холодном тумане, окутавшем руины и лес.

Лист выждал еще немного – но нет, никто его не преследовал. Он торопливо пересек поляну и по своим же следам двинулся обратно в долину.

Когда Иоганн добрался до деревни, уже рассвело. Оставалось только порадоваться, что в лесу никто не устроил ему засаду. Полусонный он спустился по склону. Происшедшее в подземелье не выходило у него из головы.

Изгнанники действительно существовали: теперь сомнений на этот счет не возникало. Иоганн мог с уверенностью сказать, что наряду с Бихтером он единственный воочию смог узреть положение этих несчастных. И, Господь свидетель, тут нечему было завидовать – оно резко противоречило тому, что рассказывали в деревне. Там, в развалинах, жили никакие не монстры, а обреченные на гибель существа, которым каждый день приходилось бороться за жизнь. И все-таки оставалось неясным – кем они были? Людьми? Демонами?

Иоганн остановился.

Должно быть, и то, и другое вместе. Как и всякая Божья тварь…

И о какой справедливости они говорили? Погруженный в раздумья, Иоганн двинулся дальше.

Обещаю вам, отче, настанет день. Pro culpa maxima , ваши люди ответят за свои деяния.

Как следовало понимать его слова? Относились ли они к настоящему? Или он имел в виду Судный день, когда каждому придется ответить за свои деяния? С последним Иоганн готов был смириться – а вот в первом случае под угрозой оказывалась вся деревня.

И Элизабет…

Мартин Каррер, похоже, и не догадывался, насколько верны его слова.

Элизабет взяла несколько поленьев и как раз несла их в дом, когда заметила Листа.

– Где ты был? Отец уже спрашивал про тебя.

Иоганн оставил ее вопрос без внимания.

– Священник ходил этой ночью к ним , в развалины. – Он посмотрел в сторону леса. – Твой дед говорил правду.

Элизабет выронила дрова.

– И ты пошел за Бихтером? Ты с ума сошел? – Она схватила его за руку.

– Но они его принимают. Священник обманывает всех вас.

Тут из дома донесся раскатистый голос Каррера:

– Элизабет! Ты чего там копаешься?

Девушка торопливо подобрала поленья.

– Иоганн, если ты и вправду хочешь увести меня отсюда, то не ходи туда больше. Обещай мне.

– Но…

– Обещай!

Лист помедлил, потом кивнул.

– Хорошо.

– Спасибо.

Элизабет быстро огляделась, а затем неожиданно поцеловала Иоганна в щеку. Она начала уже разворачиваться, но Лист удержал ее и привлек к себе.

Они смотрели друг другу в глаза. Сердце у девушки учащенно забилось, так долго она…

– Элизабет! – вновь раздался голос Каррера.

Иоганн выпустил ее из объятий. Они по-прежнему смотрели друг на друга: Элизабет – разочарованно, Иоганн – со злостью. В конце концов она развернулась и скрылась в доме.

Иоганн с силой пнул по поленнице.

Недолго еще, Каррер, недолго…

Софи сидела в небольшой комнатке и мыла руки. До нее долетали приглушенные стоны. Вода в жестяном тазу стала красной, загустела, так что дна не было видно. Отмыть кровь оказалось непросто.

Софи открыла окно и выплеснула воду на улицу. Потом налила в таз чистой воды и принялась с усердием оттирать пальцы.

За спиной выросла чья-то тень. Софи вздрогнула.

– Готова, сударыня? – послышался голос Готфрида.

Девушка обернулась и хихикнула.

– Так меня еще никто не называл…

– У меня дома тебя все так называли бы.

– Да брось, даже твоя жена? – съязвила Софи.

Готфрид смотрел на нее с задором. «Эта за словом в карман не полезет, – подумал он. – И хороша, ко всему прочему». Солдат понял по ее взгляду, что она ждет от него объяснений.

– Она умерла шесть лет назад. Под телегу попала.

– Мне жаль, – искренне сказала Софи.

– Если все будет хорошо, я смогу через пару-тройку недель оставить службу. Мне пригодилась бы в хозяйстве женская рука…

Софи шагнула к нему и ткнула его в грудь.

– Ты каждой встречной эту историю рассказываешь? – спросила она возмущенно.