Лафкадио Хирн - «Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

В тот же самый час и старый слуга Цзинь-цзина увидел, как его хозяин проходит по покоям своего дома. Он улыбался, как улыбался всегда, когда видел, что все вещи на своих местах и что в доме царит порядок.

– У вас все хорошо, мой господин? – спросил тогда его слуга.

И тот ответил:

– Все хорошо.

Но это был только голос – сам господин исчез.

И войска Сына Неба обрушились на мятежников. Но долго длилась война. И земля пропиталась кровью, и реки устали выносить трупы в море, а рыбы поедать их. И погибли целые народы. И тогда по просьбе повелителя Поднебесной на помощь пришли ордынцы-кочевники, что обитают на просторах Запада и Севера. Они прирожденные воины и с младенчества в седле. Любой из них легко и точно посылает стрелу из огромного двухсотфунтового лука. Как смерч они обрушились на мятежников, тучами их стрелы косили ряды разбойников, и они одолели Хай Лю и его сторонников. Те же из них, кто пережил поражение, покорились и присягнули на верность императору. Закон, мир и порядок были восстановлены. Но это случилось через годы после гибели Цзинь-цзина.

И когда война закончилась, Сын Неба повелел своим победоносным генералам разыскать и привезти останки верного слуги. Ибо повелел именным указом воздвигнуть для него усыпальницу. И генералы стали искать и отыскали безымянную могилу. Она была разрыта, и обнажился гроб.

Но когда его стали извлекать из земли, едва только до него дотронулись, он распался в прах – черви изнутри съели его. Люди решили, что и останки Цзинь-цзина поглотила голодная земля… Но каково же было всеобщее изумление, когда оказалось, что тело Цзинь-цзина нетленно. Разложение смерти совсем не коснулось его, и черви не решились потревожить его покой. Даже цвет лица мертвого скорее пошел бы живому. Казалось, он просто спал и мечтательно улыбался во сне – так улыбаются изображения святых в полумраке великих пагод.

И тогда вперед выступил священник и заговорил:

– Дети мои! Воистину само Небо явило нам знак! Воочию видим мы, как силы небесные хранят тех, кто избран быть причисленным к Бессмертным. Смерть не властна над ними, останки их нетленны. Благословен да будет Цзинь-цзин – он занял свое место среди божественных обитателей небес.

Затем мощи Цзинь-цзина доставили на родину и с великими почестями захоронили в усыпальнице, построенной по указу императора. Здесь он и спит, навеки нетленный, облаченный в одежды, приличествующие его рангу. На его надгробии выбиты знаки, говорящие о его мудрости, смелости и преданности тому, кому он служил. И драгоценными камнями украшена крышка, а по ее углам высятся искусно вырезанные фигуры чудовищ, призванных охранять сон героя. И священные собаки Будды стоят у входа в его усыпальницу.

Из сборника «Kottó: Being Japanese Curious, with Sundry Cobwebs», 1902

Неподалеку от деревни Куросака, в провинции Хоку, есть водопад Юрэй-даки, который еще величают водопадом Призраков. Почему ему дали такое имя, неизвестно. У подножия водяного потока – маленький синтоистский храм, посвященный местным богам. Люди дали ему название Та́ки Даймёдзин . А напротив входа в храм стоит небольшой деревянный ящик – такие называют сайсэн-ба́ко , – чтобы верующие складывали в него пожертвования.

История, которую вам предстоит услышать, как раз об этом самом ящике.

Однажды в холодный зимний вечер примерно тридцать пять лет тому назад [66] То есть в 1860-е гг. женщины и девушки, работавшие на пеньковой фабрике в Куросаке, закончив трудовой день, собрались в прядильне. Подмораживало, они замерзли и, чтобы согреться, расселись вокруг жаровни и принялись развлекать себя историями о привидениях. Рассказали десяток или полтора, и стало им как-то тревожно. Во всяком случае, некоторые из девушек выглядели явно напуганными. И тогда одна из них, вероятно, чтобы разрядить обстановку, воскликнула:

– Вы только представьте, а каково будет, например, той, что прямо сейчас отправится одна-одинешенька к водопаду Призраков!

Предположение это заставило всех вскрикнуть, а у некоторых вызвало даже приступ нервического смеха…

– А я, – заявила одна с вызовом, – всю свою пеньку́, что начесала за день, отдала бы той, которая пошла туда!

Разумеется, она говорила не всерьез, а так – чтобы покрасоваться…

Но ее игру подхватили.

– И я отдала бы, – сказала другая.

– И я! – закричала третья.

– Да каждая из нас… – заверила четвертая.

И тогда одна из работниц – ее звали Ясумото О-Кацу, она была женой плотника – встала и сказала:

– Послушайте, если вы на самом деле обещаете отдать все, что наработали за день, то я, пожалуй, схожу к Юрэй-даки.

Предложение встретили шумно: кто с протестом, отговаривая, но большинство – с изумлением. Тем более что она была с ребенком – ее малютка-сын, мальчик двух лет, спал у нее за спиной в специальной сумке, и шум его, похоже, совсем не тревожил – он мирно посапывал.

Так вот, сначала, конечно, к ее словам отнеслись без должной серьезности. Но когда она повторила свое предложение несколько раз, стали обсуждать детали. По очереди каждая из прядильщиц подтвердила – да, она отдаст все, что сделала за день, О-Кацу, если та сходит к Юрэй-даки. Но одна из женщин задала резонный вопрос:

– А как мы узнаем, что ты там действительно побывала?

Ответила самая старшая из женщин-работниц. Все ее уважительно звали Оба-сан или просто «бабушка»:

– Пусть она принесет ящик для пожертвований, что там стоит. Этого доказательства будет достаточно.

– Я принесу! – крикнула О-Кацу. И немедля выскочила из прядильни на улицу. Ребенок мирно спал у нее за спиной.

Ночь стояла морозная, но было ясно. О-Кацу торопилась, поспешая вниз по дороге. Двери и ставни домов, выходящих на улицу, были плотно закрыты – холод усиливался, и обитатели стремились защититься от него.

Покинув деревню, женщина очутилась в царстве тишины. По обе стороны дороги расстилались безмолвные, припорошенные инеем замерзшие рисовые поля. Ночь была безлунной, но звезды светили. Стук сандалий по мостовой – пик-ба́, пик-ба́ – звонко разносился в тишине. Часа полтора она шла по проезжей дороге, а затем свернула на тропу. Та была узкой и, петляя, теснилась к утесам. Чем дальше женщина шла, тем труднее было двигаться – тропа была неровной. И сгущалась тьма. Но О-Кацу знала путь и вскоре услышала шум падающей воды. Через несколько минут тропа вывела в узкую горную долину, и глухой прежде звук водопада превратился вдруг в густой мощный рокот – еще до того, как стала видна громада потока, тускло мерцающего на фоне тьмы. С трудом женщина разглядела храм – он был едва виден во тьме, а затем и ящик для пожертвований. Она рванулась к нему, протянула руку…