Лафкадио Хирн - «Мальчик, который рисовал кошек» и другие истории о вещах странных и примечательных

– Здравствуйте, О-Кацу-сан! – вдруг раздался ясный голос откуда-то из глубины падающего потока.

Женщина застыла – ужас сковал ее.

– Здравствуйте, О-Кацу-сан! – вновь произнес тот же голос. Но тон его изменился. Теперь в нем слышалась угроза.

Но О-Кацу была храброй женщиной. Преодолев испуг, она схватила ящик для пожертвований и побежала. Больше она ничего не видела и не слышала – страх подгонял ее, и она бежала во весь дух, пока не выскочила на проезжую дорогу. Тут она немного отдышалась и пошла уже медленнее, но все равно споро; и в округе был ясно слышен стук ее сандалий по мостовой – пик-ба́, пик-ба́ . Она вошла в деревню и вскоре уже отворила дверь в прядильню.

Как ее встретили товарки, едва она, задыхаясь, ввалилась в помещение с ящиком для пожертвований в руках! Они закричали, загалдели, приветствуя ее! А потом, затаив дыхание, слушали рассказ: общий крик ужаса раздался, когда она сказала о голосе, что звучал из вод потока и дважды окликнул ее по имени…

– Что за женщина! – наперебой говорили они. – Отважная О-Кацу! Она честно заработала свою пеньку!

Но тут раздался голос самой старшей из женщин, Оба-сан:

– О-Кацу! Сынок твой, поди, совсем замерз! Давай его сюда, ближе к огню. Пусть погреется.

– Он, должно быть, проголодался, – отвечала мать. – Я должна дать ему молока.

– О бедная О-Кацу, – сказала Оба-сан, помогая матери снять со спины сумку, в которой лежал малыш. – Смотри-ка, он совсем мокрый! – А потом внезапно севшим голосом вдруг хрипло вскрикнула: – Да это кровь!

И тотчас из снятой заплечной сумки на пол вывалился ворох окровавленной одежды ребенка. Из тряпок торчали две маленькие смуглые ручки и две маленькие смуглые ножки… Головы не было. Она исчезла!

Доводилось ли вам когда-нибудь подниматься в полной темноте по лестнице в старой башне и вдруг обнаружить, занеся ногу для следующего шага, что ступеньки перед вами нет? Или, например, вы идете по узкой тропе, вырубленной над пропастью, и внезапно, повернув за очередной выступ, видите, что она заканчивается и дальше только пустота да выщербленные отвесные склоны утеса? С литературной точки зрения сей эмоциональный опыт весьма ценен: и по силе ощущений, который он вызвал, да и тем, что хорошо помнится.

В старых японских книгах можно найти фрагменты историй, которые способны вызвать очень близкие ощущения.

Что это за истории? Как они рождаются? Причины могут быть разные. Возможно, автор поленился или повздорил с издателем и потому остановился, не доведя повествование до финала, и остановился на самом интересном месте. А может быть, его позвали и назад он больше никогда не вернется, навсегда оставив свой маленький столик с письменными принадлежностями… Могло случиться и так, что смерть остановила руку писателя и он не успел завершить предложение… Но гадать тут бессмысленно – едва ли кто-нибудь из смертных способен точно указать причину, почему та или иная история так и осталась незаконченной…

И вот вам пример из этого ряда. Он довольно типичен.

В четвертый день первого месяца третьего года эпохи Тэнва – то есть около двухсот двадцати лет тому назад [67] То есть примерно в 1680 г. – владетельный князь Накагава Садо в ходе своего ежегодного визита к императору остановился передохнуть в чайном домике в местечке под названием Хакусан, что в пригороде Эдо, в районе Хонгё. Пока господин и его приближенные отдыхали, один из его стражников, вакато [68] В феодальной Японии вакато – юноша самурайского рода, но еще не посвященный в самураи. по имени Сэкинай, почувствовав жажду, решил попить. Он взял большую чашку и налил в нее чая. Поднеся ее к губам, он заметил вдруг в бледно-желтом чайном зеркале отражение лица – но это было не его лицо. Вздрогнув, он оглянулся. Но подле никого не было. Судя по прическе, лицо, отражавшееся в чашке, принадлежало самураю. Странным образом, даже отведя сосуд в сторону, юноша видел образ совершенно отчетливо: он был очень привлекательным, даже походил на девичий. Лицо было живым : глаза и губы двигались. Обескураженный тем, что увидел, молодой человек вылил чай из чашки и внимательно ее исследовал. Но сосуд был совершенно обыкновенный. Это была обычная дешевая чашка, каких множество. На ней не значилось даже клейма мастера. Тем не менее будущий самурай взял другую и налил в нее чая. И снова чужое отражение возникло на поверхности напитка. Юноша вновь выплеснул содержимое и налил свежего чая. Но лицо опять появилось. Однако теперь на нем было иное выражение, – казалось, его обладатель насмехается. Но Сэкинай не мог дозволить себе испугаться.

– Кто бы ты ни был, – пробормотал он, – ты не собьешь меня с толку.

И выпил чай – с лицом, улыбкой и всем остальным, что в нем отразилось. А затем пошел своей дорогой, размышляя: «А не проглотил ли я вместе с жидкостью и само привидение?»

В тот же день поздно вечером юноша стоял в карауле во внутренних покоях дворца князя Накагавы. В какой-то момент он увидел, что в комнату, в которой он находился, вошел незнакомец. Он был молод и одет богато, как самурай. Подойдя, сел прямо напротив Сэкиная и, едва кивнув, произнес:

– Меня зовут Сикибу Хэйнай. Мы встречались сегодня. Но у меня такое впечатление, что ты меня не узнаешь…

Пришелец говорил очень тихим, но словно пронизывающим голосом. И юноша с удивлением понял, что перед ним тот самый самурай, прекрасное лицо которого он видел, – это было привидение, которое он проглотил! Теперь оно улыбалось, но улыбалось так, как может улыбаться только призрак, – взгляд над улыбкой был совершенно холоден, и в нем читались одновременно и вызов, и обида.

Юноша хотел вспылить, но сдержал гнев и равнодушно ответил:

– Нет, я вас не узнаю. Будьте так любезны, скажите, как вы проникли в этот дом?

[В феодальной Японии княжеские резиденции строго охранялись круглые сутки; никто не мог войти внутрь без предварительного многократного гласного объявления; исключение делалось только для челяди; без объявления также сменялись караулы.]

– Ах, ты не признал меня?! – воскликнул визитер. И в голосе его ясно читалась ирония. Говоря это, он приблизил лицо к собеседнику. – Не-е-ет, ты не признал меня! Тем не менее не далее как нынче утром ты нанес мне смертельное оскорбление!..

В ответ Сэкинай тотчас взялся за рукоятку и выхватил из-за пояса свой танто [69] Танто – короткий из двух мечей, что носили самураи. Применялся главным образом для обороны в тесном противоборстве. Длинный меч использовался в бою. Он назывался катана . , а затем направил клинок в горло противнику. Но лезвие не встретило плоти, хотя должно было пронзить шею. Одновременно с ударом и совершенно беззвучно самурай качнулся в сторону и исчез… пройдя сквозь стену. На стене не осталось ни малейших следов: он проник через нее, как свет фонаря проникает сквозь бумажную ширму.