Наталья Якобсон - Изувеченный [litres с оптимизированной обложкой]

Едва долговязое создание выступило из мрака, пальцы Клер сомкнулись на кочерге. Тонкая железная ручка еще не успела раскалиться, в то время как конец в камине уже нагрелся. Для самообороны такое средство как раз подходило.

Только обороняться не потребовалось. Никто не спешил напасть на Клер. Да и существо, выйдя из тайника меж шкафов, стало каким-то другим. В нем промелькнуло что-то знакомое. В неловких гротескных движениях вдруг появилась грация. Тело, которое вначале лишь изгибалось под невероятным углом, выровнялось. Блики от пламени в камине легли на поношенный, но дорогой камзол. Клер узнала лицо, которое прежде уже видела, и невольно опустила кочергу. Лицо в обрамлении пшеничных локонов, которые ложились на ветхий кружевной воротничок. Сами кружева были старыми и скорее напоминали грязную паутину, но кожа и волосы были свежими и ухоженными. Клер посмотрела на светящиеся ресницы и синеву глаз за ними.

– Я знаю тебя, – произнесла она, сама до конца не понимая, утверждение это было или все же вопрос.

– Похоже, что знаешь. – Он приблизился к ней.

Он был значительно выше ее ростом. У Клер в мозгу мелькнули очертания суставов, вытянутых и вывернутых во время пытки. Отсюда ли такой слишком высокий рост? Виноваты ли в этом бесчеловечные истязания? Или она все выдумывает, как выдумала его самого? У Клер не хватало мужества протянуть руку вперед, чтобы дотронуться до его груди под рваными поблекшими кружевами. А ведь нужно было проверить, из плоти он или нет. Пройдут ли ее пальцы сквозь него, ничего не ощутив, или коснутся материального тела с бьющимся под костями сердцем. Клер смотрела на ветхий батист рубашки под распахнувшимся камзолом. Что, если под ней прах и черви?

А не лучше ли поглядеть на лицо?! Пока оно еще перед ней. Клер ведь хотела запомнить его черты, чтобы нарисовать. Вот это вышел бы эскиз! Красота! Красота в еще неведомом фантастическом смысле этого слова. Разве можно вообразить себе что-то более прекрасное?

Она с трудом оторвала взгляд от неестественных узловатых рук. Ей не хотелось на них смотреть. Вероятно, это игра света и тени творит чудеса. И кажется, что корявые древесные веточки надели, будто в насмешку, дорогие перстни со сверкающими камнями. У него не может быть таких жутких рук, ведь лицо прекрасно.

Клер сконцентрировала взгляд на нем. На веерах ресниц, на точеных скулах, на гипнотических глазах. И губы у него, как лепестки белых роз: бледные и нежные. Любопытно: когда он раскроет их, блеснут ли под ними зубы-иголочки, как у русалок, или клыки, как у вампира. Клер старалась смотреть ему прямо в глаза.

– Тебе нравится то, что ты видишь?

Она кивнула. Ей и вправду это очень нравилось, хоть и было немного страшно.

По его губам пробежала довольная улыбка.

– Хорошо, когда ты не боишься. Хорошо, когда все как раньше…

Он потянулся, чтобы отвести пальцами локон ей за ухо. Клер вздрогнула и невольно отпрянула. Она даже не видела, а помнила, какие у него руки. Кажется, ее сережка поцарапала ему палец. Он хотел тихо выругаться и не смог.

– Заглядывай в свою память почаще, – прошептал он, склоняясь к ней.

Странно – если он поранился, то почему не идет кровь? Клер ощутила, как он ощупывает пальцами ее руку и шрам, который она недавно себе нанесла. Его изящные брови нахмурились.

– Не делай так больше! Не стоит! Это глупо – ранить себя или кого-то, кому ты дорога.

Возможно, в этих словах и был смысл. Клер задумалась. Хотя где-то в уголке сознания забили тревожные колокола. Что такое он говорит? Где здесь предостережение, а где чужая выгода?

– Обещай мне так больше не делать! – потребовал он.

Клер уже не чувствовала боли в ране, но он, кажется, ощущал боль, и немалую. Странно, как один вид ее шрама может причинять кому-то столько страданий.

– Разбей зеркало, и вместе с ним разобьешь свое отражение. Порежь себя, и ты сделаешь мне больно, – шептал он, касаясь ее руками, которых она не видела.

Изуродованные пальцы в перстнях скользили по ее шее, плечам, лицу. Кажется, кожа на них становилась все более мягкой и шелковистой. Ночной гость целовал ее. Клер ощущала легкое касание его губ, как поцелуи дождя. Он был и материален, и нет. Она не чувствовала его дыхания, но ей слепило глаза от невыносимого сияния его ресниц и волос так, что пришлось прикрыть веки.

– Тебе нравится то, что ты видишь? – повторил он свой вопрос. – Тебе нравится мое лицо? Не отворачивайся, смотри на него. Ты ведь любишь рисовать и рассматривать ангельские лица. Так смотри на меня, как на них. Я ничуть не хуже, даже лучше, как многие говорят. Ты любишь смотреть на ангелов?

– Да! – Она раскрыла глаза и тут же сощурилась от яркого сияния его кожи. – Только если видишь ангела, никогда не следует забывать о том, что сатана был самым красивым ангелом.

Он отступил с каким-то странным звуком. Клер не сразу поняла, что это был глухой протяжный стон, как будто стеклянный бокал треснул. Она боялась, что сейчас последует звук пощечины, и снова вцепилась в ручку кочерги, как в последнюю надежду на избавление от ночного посетителя.

Только никакого удара и нападения не последовало. Клер только видела, как он бессильно уронил руки, а в следующий момент его уже поглотила темнота. Густая тьма была как чернила, разлитые кляксой по идеальному рисунку. Красивые черты сгинули во мраке. У Клер осталось только ощущение того, что минуту назад рядом с ней был ангел. Почему-то память силилась сохранить лишь его лицо, а не жуткие искореженные пальцы в перстнях. Как глупо и жутко.

Клер поднесла руку ко рту, чтобы не закричать. Звуки дождя с улицы уже не доносились. Над всем смыкалась ночь, глухая и неприступная. Никто больше не стучал в двери ее дома. Никакой монстр больше не прятался за стеллажом. Или так только казалось? Возможно, спокойствие было чисто воображаемым. Но оно было. Лучше жить и не подозревать, что в твоем доме обитают призраки.

Иногда раскрытие тайны ни к чему хорошему не ведет. Вот почему Клер не любила читать детективы или играть в игры с каламбурами и загадками. Иногда лучше, чтобы тайна оставалась сокрытой за семью печатями и замками. И горе постигнет того, кто эти печати попытается сломать.

– Я не хочу ничего знать, – сказала Клер весело трещащему в камине огню и тем странным картинкам на тему пыток, которые он порождал в ее сознании. Теперь даже с закрытыми глазами она уже не могла избавиться от этих фантазий.

«Ты любишь смотреть на ангелов?» – Его вопрос все еще звучал в ее сознании.

Да, она любила. Он как будто всегда знал о ее страсти. О разглядывании фресок в церквях, когда Клер чувствовала себя так, будто беззаконно подглядывает в замочную скважину рая. С самого детства, смотря на изображения красивых сверхъестественных существ, она ощущала себя преступницей, подглядывающей тайком за жизнью другого мира и желающей выудить из этого мира кого-то, кто должен достаться ей самой.