Наталья Якобсон - Изувеченный [litres с оптимизированной обложкой]

– Поймать ангела сетью… отрезать ему голову… загадки и междометия… ангельское мясо не солоно. Мы хотим есть, и нас здесь в лесу не счесть… Поймаем сверхсущество и сварим в котле его… Из ангельского мяса и костей похлебку бы сварить скорей… Но прежде нужно поймать его и зарезать крылатое существо… Мясо на суп, голова – трофей, хочешь жить, ангела убей… И приманка для тебя – золото на дне котла.

– Слышишь? – Мясник наклонился к ней и шепнул в самое ухо: – Они хотят отрезать тебе голову.

– Они? – То, что Клер слышала, казалось ей полной бессмыслицей.

Хор голосов был явно детский, и он все отдалялся. Как могут дети быть такими садистами и распевать такую чушь? Услышишь и не поверишь. Но Клер верила. Она помнила, как жестоки были дети, с которыми она училась в школе. Как они дразнили одноклассников и издевались над бездомными животными, а потом изображали перед взрослыми полную невинность. В данной ситуации утешало одно – с детьми она легко справится, даже если они решат напасть на нее. А что, если это совсем не дети? Как защититься, скажем, от кровожадных гномов? Так же, как и от стаи волков, горящей палкой? Клер прикрыла глаза, вспоминая нечто подобное: на нее нападают жуткие низкорослые существа и она хватает горящий смоляной факел, чтобы их отпугнуть. И, о чудо, света они боятся!

«Ангельское мясо», «русалочье мясо», «голова, отрезанная у ангела»… Часто Клер не могла понять того, что слышала. Может, это какой-то причудливый каламбур или шарады? Но мясник, стоявший за ее спиной с ножом на изготовку, явно не собирался играть с ней в шарады.

– Они прошли мимо, – прокомментировал он и слегка подтолкнул Клер, чтобы она встала. – Беги! Если только не хочешь остаться здесь на ночь.

С крючьев, висевших под потолком, что-то капнуло ей на щеку. Клер хотела смахнуть густую жидкость, но только размазала ее по щеке. Запах крови. Она безошибочно узнала его. Крючья, гроздьями болтавшиеся под потолком, вызывали у нее опасения. А туши, разделанные и развешанные в узком пространстве, ее настораживали. Что, если сейчас вместо них она увидит освежеванного ангела с крыльями, насаженного здесь на колья, как мясо? Жуткая картинка промелькнула в сознании с пугающим реализмом, будто Клер действительно ее здесь видела. Она уже не могла сказать, что она действительно видела, а что только себе вообразила.

Сквозь щели в филенках двери она видела удаляющиеся от дома огоньки. Целую череду огоньков, словно по лесу проходила какая-то процессия и все ее участники были очень низкого роста. Похоже и на шествие экскурсантов, и на похоронную процессию. А в мрачные Средние века так, наверное, ходили на охоту или травить волков.

Или ловить сверхъестественных существ.

Последнее вызвало у нее надменную усмешку. Да как это вообще может быть правдой?! И тут по двери что-то слегка шлепнуло. Что-то свисавшее с крюков и поразительно похожее на очертания неестественно большого крыла, с которого содрали и перья, и кожистое покрытие.

Не желая поднять взгляд на освежеванного ангела или какую-то другую разделанную живность, Клер надавила на дверь и вышла. Она даже не подождала, пока процессия огоньков скроется за оврагом. Ей хотелось бежать отсюда.

Венеция, столетия назад

Корделия в нерешительности застыла под дверью мастерской. Ее кулак, занесенный для стука, так и повис над дверью. Она уже не раз приходила сюда, но еще ни разу не слышала, чтобы из-за двери доносилось тихое пение.

Она прислушалась.

– И раз, и два – готова маска для сверхсущества, три, четыре, пять – пора новое лицо применять.

Похоже на считалочку, и голоса явно детские. Целый хор. Но откуда им взяться в жалкой мастерской масочника? Там и разместиться-то негде. Мансарда под чердаком, которую занимает старик, такая тесная и узкая. Корделия удивлялась тому, что богато одетые господа могут сами приходить в это убогое жилище. Почему они не присылают слуг, как это принято у богатых? Или даже рабов? У состоятельных венецианцев хватало рабов, купленных для выполнения разных мелких поручений. Так зачем же разряженные дамы и господа стучались сюда сами, будто воры, и звенели своим золотом, словно готовясь принести его как взятку, а не плату.

Возможно, роскошь масок внутри и их сказочное разнообразие так поражали господ, что они крались сюда сами, оставляя дома прислугу. Или дело было в чем-то другом. Когда Корделия назвала некоторым знакомым Донатьена имя мастера масок, они были изумлены. Сами они никогда о таком не слышали. Хотя, судя по количеству заказов, поступавших сюда, его должны были знать абсолютно все знатные граждане Венеции и даже все куртизанки, занесенные в Золотой список. Синьор Донателло обслуживал всех. Его морщинистые руки безустанно трудились над масками и причудливым станком собственного изобретения. У него не было ни одного помощника. Но он работал и ночью, и днем. Засыпая у себя в каморке, Корделия часто слышала, как этажом выше работает его причудливый станок. Характерные звуки кружения колеса, похожего на прялочное, и царапанья иголок доносились до нее каждую ночь через дощатый потолок. Она спала, и ей снились странные маленькие существа, помогавшие мастеру в выделывании и украшении масок.

Сны есть сны, конечно. Но сам синьор Донателло вовсе не из ее снов. Он был реальным пожилым человеком, а не плодом фантазии. Он регулярно и исправно платил квартплату, сильно сутулился и никогда не употреблял вина, что само по себе было весьма необычно. Где он доставал материалы для своих масок, Корделия тоже не знала. Ни к одному кожевеннику или продавцу сусального золота не поступало его заказов, но материалы у него всегда имелись. И каждый раз на индивидуальный вкус заказчика. Синьор Донателло мог угодить абсолютно всем – от крошечного шута карликового роста и до самой капризной дамы.

Поэтому, когда Донатьен снабдил ее деньгами для заказа маски, Корделия обратилась именно к Донателло. В этом было сразу два плюса: во-первых, не нужно далеко идти, ведь мастер жил прямо над ее каморкой, во-вторых, он никогда не копировал для менее знатных клиентов свои предыдущие изысканные работы. У Корделии был шанс получить нечто совершенно оригинальное.

Впервые в жизни у нее хватало денег на то, что она хотела. И все благодаря щедрости Донатьена. Если бы только эта щедрость была проявлена по чуть менее плачевному поводу!

Корделия вздохнула, гоня от себя безрадостные мысли. Боль не утихала в ее груди, и она постаралась отвлечься воспоминаниями о том, как раньше тайком мерила маски, когда синьор Донателло отлучался куда-то. Это бывало редко. Корделия толком не знала, куда и зачем он ходил, но, едва заслышав его шаркающие шаги на винтовой лестнице, тут же клала маски назад и делала вид, что занята в его комнате исключительно уборкой. На самом деле ее привлекали образцы его работ. Привлекали так сильно, что она лишь с трудом гнала от себя мысли об их краже. Хотя иногда казалось, что мастер только и ждал, что она унесет отсюда что-нибудь. Его таинственно светящиеся глаза лукаво намекали на это. Выбор за ней. А что, если это ловушка? Корделия помнила юного пажа, который, наверное, стащил отсюда пугающую маску гоблина. Его нашли утром мертвым у канала. Маска будто приросла к его лицу или была пришита к коже нитками. Корделия точно не знала, но убийство оказалось зверским. Она вспомнила, что станок, изобретенный синьором Донателло, тоже прошивал маски очень прочными нитками. Говорили, что все лицо юного пажа было ими прошито, и маску пришлось срезать ножницами с обрывками кожи. Причем мастер заявил о краже маски лишь после того, как уже был найден труп. Если маску ему и вернули, то на ней осталась кожа, содранная с лица того пажа.