Наталья Якобсон - Изувеченный [litres с оптимизированной обложкой]

– И что ты видишь, взглянув на меня? Пепел? Когти? Черные крылья? Ты видишь чудовище из плоти и крови? Или ты видишь чудовищную душу?

Корделия насторожилась, внимательно приглядываясь к нему.

– Я вижу мужчину, лицом похожего на ангела, – после краткого раздумья проговорила она. А потом ей пришлось сощуриться от яркого света свечей. Он ослеплял ее, как будто она произнесла святотатство.

– А если бы этого лица не было, я бы понравился тебе тогда? – осторожно спросил Донатьен, его пальцы в сверкающих перстнях судорожно сжали рукоятку столового ножа.

Корделия недоуменно пожала обнаженными плечами, наводящий вопрос она пропустила мимо ушей.

– Ты не мог выглядеть иначе.

В тот вечер она была в этом так уверена, что никто не смог бы внушить ей другого. Ни один ангел на фресках не смог бы соперничать с хозяином этого дома. Лицо Донатьена было самым прекрасным из всего, что она когда-либо видела.

Ран на ее коже становилось заметно больше. Клер даже начала с облегчением думать о приближении осени и холодной погоды. В жару скрывать шрамы под одеждой довольно затруднительно. Девушка в теплой куртке с глухим воротником летом привлекала всеобщее внимание. Ей были неприятны изучающие взгляды, как будто люди пытались выискать в ней нечто предосудительное. Люди, которым она, возможно, спасала жизнь. Ведь следующий выбор изувеченного вполне мог пасть как раз на них. Изувеченный! Так она его теперь называла. И именно из-за него ей приходилось увечить саму себя.

Средство, которое она изобрела от нападок демона, было болезненным, но эффективным. Ему приходилось отступать. Люди, которых он наметил в жертвы, вместо неминуемой смерти отделывались легкими травмами. Клер удалось навестить в больнице нескольких из них. Все они клялись, что перед аварией видели в толпе незнакомого человека с удивительно красивым лицом, который почему-то привлек их пристальное внимание. Хоть никто из них и не был художником, способным нарисовать это лицо, Клер знала, кого они имеют в виду. Кому, как не ей, было знать, что это лицо и вправду поразительно красиво. И вместе с тем смертоносно.

Уже не в первый раз она брала в руки нож и подносила лезвие к своему лицу. Решится ли она когда-нибудь поранить собственное лицо? Тогда, когда на ее теле уже не останется нетронутого места? Хватит ли у нее смелости?

Многие назвали бы это безрассудством. Зачем причинять себе боль ради спасения других? Но для Клер это стало необходимостью. Пусть эти люди и были ей незнакомы, но она не могла иначе.

Ей не было страшно. Она уже привыкла брать в руки лезвие ножа и подносить его к своей коже. Обжигающая боль стала почти привычной. И все-таки Клер морщилась, нанося себе порезы. Приятной эту боль назвать никак нельзя. Приятным было лишь ощущение того, что ей снова удается изгнать демона. Пускай ненадолго. Но даже крошечная победа лучше, чем ничего. Клер нравилось глядеть на пустое зеркало, в котором не шевелится больше ужасающее существо. Хотя пустым зеркало становилось только после того, как она в очередной раз пускала себе кровь.

Клер старалась каждый раз отыскать на своем теле нетронутый участок кожи, хотя это становилось все труднее. Порезов и рубцов осталось очень много. Они, как зловещий рисунок, испещряли плечи и руки. Клер утешала себя тем, что каждый шрам на ее теле – это чья-то спасенная жизнь. Такими увечьями нужно гордиться, а не стесняться их. К сожалению, люди на улицах считали иначе. Сколько же по городу слоняется зевак, которым до всего есть дело. И с какой брезгливостью они готовы рассматривать чьи-то раны. Она ведь делала это не для собственного удовольствия. Но, очевидно, в мире хватало садомазохистов, вызывавших всеобщее презрение. И если она выходила на улицу без куртки, то ее принимали за одну из таких. За последовательницу садомазо или какую-то сектантку, которая режет себя во славу сатане и получает от этого извращенное удовольствие.

На самом деле все обстояло иначе, но кто бы этому поверил. Чтобы узнать, как другому тяжело, нужно оказаться в его шкуре. Клер не подозревала, как жутко быть изувеченным, пока не начала практиковать порезы на самой себе. Раньше она рисовала кистью по бумаге, теперь лезвием по коже. Второе было более волнительным и куда более болезненным. Но если она прекратит свое занятие, то снова начнут погибать люди. Она этого не хотела. Уж лучше принести в жертву свою красоту, чем чьи-то жизни.

– Возьми в жертвы меня одну вместо них всех, – звучал в голове какой-то знакомый голос, подобный плесканию волн. – Мне не страшно.

Клер же иногда ощущала страх. Страх оттого, что в зеркале снова появится он и попробует манипулировать ею. Она ждала с ужасом легчайшей вибрации в амальгаме. Зеркальный террор ослабевал от ее крови, но не кончался. Некто затаился в зеркале, но не исчез навсегда. Что, если однажды она не сумеет справиться с ним? Вдруг когда-нибудь ее крови окажется недостаточно? Или же некуда будет нанести новый порез? Она и так травмировала себя уже слишком сильно. С каждым отпором, данным демону, нетронутых участков на ее коже становилось все меньше. Что будет, когда их не останется совсем? Об этом ей не хотелось бы даже думать. Но ведь однажды подумать придется. Когда-либо, возможно очень скоро, ей придется столкнуться с неизбежностью. У Клер замерло сердце. Ей показалось, что в зеркале что-то вибрирует. Вероятно, это был упавший на стекло свет.

Она ощутила холодок лезвия. Нож, будто примеряясь, лежал на ее щеке. Она быстро убрала руку. Красота – это шедевр. Самое ценное, что у нее было. Изувеченный был прав, когда говорил о том, что нет ничего более драгоценного, чем ее внешность. Неужели ей придется самой это уничтожить?

Клер чувствовала себя так, будто стоит на краю пропасти. А ведь перед ней было только зеркало. Зеркало и нож. Два отражающих предмета. Ее собственный путь в ад. И когда-нибудь ей придется пройти по нему.

Но пока она отложила нож. Кожу легко саднило. Хоть Клер и привыкла к болезненному жжению от порезов, оно ее совсем не радовало.

Уже вечерело, но она решила пройтись. Вечером как раз становится прохладно, особенно сейчас, когда время близится к осени. Клер с нетерпением ждала наступления осеннего сезона, когда похолодает, польют дожди и одежда с длинными рукавами уже ни у кого не будет вызывать недоумения.

Пока надевала куртку, Клер думала, стоит ли идти туда, куда ей хотелось. Найдет ли она там ответы на интересующие ее вопросы? Что, если она только зря потратит время? И все же она вышла из дома и побрела по улице, не разбирая дороги. Дорогу она, собственно, и не помнила, однако шла так уверенно, будто у нее в руках был волшебный компас, указующий путь к нужному ей месту.