Луиза Морган - Ведьмы. Запретная магия [litres]

– Что это будет? – спросила Вероника.

– Медведь, я так думаю. Томас говорит, что потерял того, что я ему сделал.

– У меня полный зверинец: тигр, жираф, корова… Да все.

– Я думал, вы давно выросли из моих игрушек.

– Ни за что!

Вероника отхлебнула чаю, думая, с чего бы начать. Яго терпеливо молчал, как обычно. Наконец она заговорила:

– Не знаю, где ты научился так хорошо с нами обращаться, ведь у тебя нет собственных детей.

– Вы и ваш брат мне как родные. При всем уважении к лорду Давиду, вашему родному отцу.

– Он не лорд, пока дедушка жив.

– Судя по слухам, скоро будет.

– Да, это ожидаемо.

– И вы станете леди Вероникой.

Она состроила гримаску:

– Нелепо, правда?

– Некоторым барышням такое по нраву.

Вероника промолчала, но Яго и так знал, что она равнодушна к титулам.

Наступила тишина, нарушаемая барабанной дробью дождя. Вероника следила за его умелыми руками, в которых кусок дерева постепенно превращался в медведя: проявилась морда, сложенные на груди лапы…

Наконец она решилась:

– Кое-что странное произошло, когда я выезжала в свет в прошлом году.

– Да?

– Я пыталась выбросить увиденное из головы. Думала, это из-за жары, или богатого воображения, или чего-то еще… Но все повторилось.

Яго не поднимал глаз с работы, но Вероника знала, что он ловит каждое ее слово. У него определенно был особый дар: он мог искренне соболезновать Томасу по поводу умершей птички, найденной в роще, и часами слушать восторженные рассказы Вероники о том, как она скакала все быстрее и быстрее, как управляла лошадью в прыжке, как преодолевала опасности…

Собака лежала под стулом Яго, но теперь выползла оттуда и уселась рядом с Вероникой, глядя на нее большими ясными глазами. Девушка рассеянно погладила ее.

– На церемонии представления возникло ужасное видение… Я считаю это видением. Было такое ощущение , по крайней мере. Все полыхало – и дворец, и люди. Люди гибли… Это напугало меня. – Вероника не упомянула о королеве, так как это было необъяснимо. – Это случилось больше года назад, и я думала, что видение навеяли разговоры о войне, как вдруг вчера…

Рука девушки задрожала, и она поставила чашку на стол. Та с грохотом опустилась на блюдце. Вероника обхватила колени руками.

Она не была трусихой. И не была чувствительной, как Томас. Когда Филипп упал с пони и поранил руку, Томас не смог даже взглянуть на рану. Именно Вероника сохраняла спокойствие и остановила кровотечение, сжимая порез до прихода врача.

Когда Мышонок потянул сухожилие на передней ноге, она оставалась рядом, хотя уже стемнело настолько, что ничего нельзя было разглядеть. К тому времени, как их нашли, Вероника дрожала от холода, но ничего не боялась, только того, что Мышонок может пошевельнуться и усугубить повреждение.

Но то, что случилось день назад, очень напоминало ощущения в день выхода в свет: тошнота и паника накрыли ее волной. Так было, считала Вероника, потому что она не могла понять этого. Но как понять?

– Я одевалась к ужину. Горничная принесла почту, и там было письмо от Томаса. Я располагала временем, поэтому взяла его, открыла и… – Она задрожала и закрыла глаза. – Ох, Яго, это было ужасно!

– В таком случае лучше выговориться, – сказал он. Его нож беспрестанно двигался, срезая тонкие деревянные щепки, которые падали на стол.

Вероника судорожно вздохнула и открыла глаза. Ее взгляд остановился на маленьком деревянном медведе, и она испугалась, что произнесенное вслух окажется реальностью.

– На этот раз видение было не о дворце и не о Лондоне. Оно было о Томасе! Я видела его, но не знала, где он. Он бежал, и на нем был железный головной убор, как носят солдаты, они еще похожи на опрокинутые горшки. Он бежал, вокруг него был непонятный шум: перестрелка, крики… А потом Томас… – Она зажала рукой рот.

Томас был молодым человеком, который при других обстоятельствах и если бы ему не суждено было унаследовать Свитбраяр, возможно, ходил бы в церковь. Он был общительным, учтивым и очень умным. Он особо не интересовался лошадьми, разве что брал их, чтобы уехать подальше и уединиться со своими книгами. Он ненавидел спорт и занимался им, только если это требовалось в школе. И никто не высмеивал его. Томаса обожали все.

– Он упал, – продолжила Вероника.

Она не могла описать весь ужас того, что увидела: Томаса словно подбросило вверх, он дергался в воздухе, а потом обмяк и рухнул на землю, как мешок овса, тяжело и безжизненно.

– Он выглядел… – Вероника снова прижала дрожащую ладонь к губам.

Яго оставил на время свое занятие, потянулся через стол и положил свою большую руку ей на голову, а она все плакала.

Так продолжалось некоторое время, пока наконец Веронике удалось сдержать слезы. Яго подал ей носовой платок. Она высморкалась и вытерла щеки.

– Прости.

– Не нужно извинений.

– Я не верю, что будет война, – вырвалось у нее. – Чемберлен говорит, что Гитлер – джентльмен и в наших домах будет царить мир.

– А что говорит об этом лорд Давид?

Она разложила платок перед собой, то делая на нем складки, то расправляя их.

– Папа́ говорит, что Чемберлен – дурак. И Филипп – тоже.

– Ну… – Яго потянулся за медведем и взял нож. – Филипп еще так молод.

– Но ведь он достаточно умен, Яго. Я так всегда думала.

– Привлекательный парень. Он вам нравится?

– О да! Я его с детства знаю.

– Значит, пора приступать к делу, – сказал Яго.

– К какому делу?

– Ох, мисс Вероника, ведь вы уже не ребенок.

Щеки девушки покраснели, и они лукаво улыбнулись друг другу. И Пекстоны, и Селвины договорились, что Филипп соединит оба рода, но Вероника не задумывалась над этим. Она любила играть с Филиппом в детстве. Сейчас он был лучшим другом. Пока этого было достаточно.

Еще через мгновение она вернулась к причине своего визита:

– Яго, я не понимаю, что со мной. Мои сны всегда были странными, но они так и остались снами. И это не припадки истерики, как у некоторых барышень в школе.

– Вовсе нет.

– И я не могу беспокоить папа́ этим, когда он так болен.

Яго вырезал завитушку на голове медведя, и та мгновенно превратилась в ухо.

– Никакая это не чепуха. И не стоит тревожить этим вашего отца.

– А что, если это вновь приключится? Что, если я схожу с ума?

Яго вырезал второе ухо и решительно отложил нож в сторону.

– Это не сумасшествие. – Он говорил негромко, но убедительно.

Яго положил медведя на стол. Когда-то Вероника ахала над этими нехитрыми творениями.

– Мне нужно кое-что дать вам. – Он отошел от стола. – Подождите здесь.

Яго не было совсем недолго. Он вернулся, неся плетеную корзину – тяжелую, старую, потемневшую, – и с глухим стуком поставил ее на стол. Повозился с кожаными и металлическими застежками и откинул крышку, под которой виднелись складки шелка. Вероника протянула к корзине руку, но Яго остановил ее: