Луиза Морган - Ведьмы. Запретная магия [litres]

Она закрыла глаза и представила себе Свитбрайар: как она подъезжает к дому по дороге, затененной кронами деревьев, как бежит к прохладной, защищенной от света конюшне или читает в беседке в южном саду. Она подумала о Ханичерче, преданно ждущем у тронного зала, и папа́, сидящем в своем кабинете.

Желудок успокоился, и к Веронике вернулось самообладание. Она открыла глаза, когда представляли последнюю девушку. Та присела в реверансе и, сделав непростой шаг в сторону, вернулась на свое место. Вероника с облегчением выдохнула и подняла голову.

Королева наблюдала за ней.

Этого не могло быть! Наверняка Елизавета смотрела на что-то другое, на кого-то за ее спиной или рядом…

Но нет. Елизавета Виндзор, которая была по-матерински нежной и ласковой со всеми, встретилась холодными, как вороненая сталь, глазами с испуганным взглядом Вероники, словно точно знала, что именно та видела, и неторопливо кивнула ей.

Заинтригованная, Вероника вежливо наклонила голову в ответ. Хотелось бы ей понять, что только что произошло!

– Вероника, не могла бы ты доставить это в Хоум-фарм сегодня днем? – Папа́ указал на толстый конверт, лежащий на буфете в малой столовой. – Он не тяжелый. Ты можешь поехать верхом.

– А что там?

– Да так, некоторые бумаги для Яго по продажам. Я пообещал ему, что отправлю их.

Вероника вскочила из-за стола:

– С радостью, папа́! Я как раз на утро ничего не планировала.

Отец улыбался, однако вокруг его рта пролегли глубокие морщины, а глаза прятались под опущенными веками. Его когда-то густые волосы поредели, и при свете дня была особенно заметна седина. Вероника обошла стол и обняла отца.

– Ты, похоже, плохо спал этой ночью, папа́.

– Я в порядке, – как обычно, ответил он, – но предпочел бы остаться дома.

– А я давно не виделась с Яго, да и Мышонку не помешало бы пробежаться.

– Спасибо. Передай привет Яго, объясни ему, почему я не смог приехать лично, хорошо?

– Конечно, папа́! – Вероника чмокнула его в голову. – Хочешь, чтобы Ханичерч позвонил доктору Якобсену?

– Нет. Нет, благодарю. Нет смысла. Он сделал все, что мог.

– Ох, папа́… – Вероника остановилась, рука ее все еще лежала на плече отца. – Ты уверен? Возможно, специалист в Лондоне мог бы…

Он погладил ее руку.

– Больше никаких специалистов, дорогуша. Мне придется с этим жить. Возможно, это связано с погодой. Думаю, позже пойдет дождь.

Она снова поцеловала его и отправилась надеть галифе, но, застегивая пуговицы перед зеркалом, нахмурилась. Боль у отца усиливалась. Он отказывался от нового протеза, а старый ему натирал. И так как брат еще учился, на нее были возложены хлопоты по управлению имением.

Сбежав по лестнице, Вероника подумала, что все сложилось как нельзя лучше. Ведь она была более приспособленной к деревенской жизни, чем Томас.

Хоум-фарм был слабым подобием прежней фермы, так как Яго заметно постарел. Сарай пустовал, а в конюшне была одна-единственная лошадь. Поля сдавались другим фермерам. Яго жил в одиночестве в каменном доме, где была только кухня да скромно убранная, но удобная гостиная.

Вероника ехала рысцой вверх по гравийной дороге на Мышонке, своем арабском мерине, когда Яго вышел из парадного входа. Он спустился по ступенькам, прошел по заросшими травой плитам дорожки и остановился у ворот. Собака, терьер с черно-коричневой шерстью и вислым ухом, суетилась у его ног.

Когда Вероника спешилась, Яго сказал:

– Хорошо, что вы приехали.

Собака звонко залаяла, виляя хвостом.

– Уна, похоже, тоже рада вас повидать.

Вероника накрутила поводья на руку и подошла к Яго, чтобы поцеловать его в щеку, а потом потрепала Уну за ухом.

– Ты хорошо выглядишь, – сказала она, положив сверток на столбик ограды.

– Вы в форме, – ответил он. – И Мышонок тоже.

– Я опасалась, что он будет припадать на левую ногу, но ничего такого не заметила.

– Полагаю, он поправился.

Яго вышел за ворота и нагнулся, чтобы осмотреть ногу Мышонка: потер голень и надкопытный сустав, приподнял копыто, чтобы согнуть колено. Потом похлопал Мышонка по шелковистой спине.

– Ты справишься, дружочек, – сказал он и повернулся к Веронике. – Пойдете с нами в конюшню? Инир знает, что вы здесь.

– Он все знает, правда? – засмеялась она, направляясь к конюшне, где дряхлый тяжеловоз, принадлежавший ее матери, жил в теплом стойле с доступом к выгулу в любое время. – Меня тревожит его одиночество, Яго.

– Я наведываюсь к нему каждый день, мисс Вероника.

– А тебе не одиноко? Мне следовало бы спросить сначала тебя.

– О нет, – ответил он. – И Томас приходит ко мне, когда каникулы. – Громкое призывное ржание послышалось из сарая, и Яго кивнул в ту сторону: – Это началось час назад.

– Но час назад я еще была дома!

– Это так похоже на Инира. Он всегда был необычным конем.

Вероника и ее брат, еще будучи детьми, часто навещали Яго в Хоум-фарм, особенно в холодные дни. Они катались на пони, а потом спешили к камину, чтобы растянуться на потертом коврике и попивать какао, приготовленное на старомодной печурке. Морвен, их мать, умерла при рождении Вероники. Яго многое рассказал ей о тесной связи Инира с Морвен.

– Вы такая же, как она, – говорил Яго, – у вас одинаковая манера говорить. И Инир это знает.

Они зашли в конюшню, где Инир уже нетерпеливо стучал копытом. Яго забрал Мышонка, чтобы снять с него седло и дать ему овса и воды, Вероника направилась к стойлу Инира, достав из карманов галифе припрятанный кусочек яблока. Его зубы не были уже такими крепкими, как раньше, поэтому она попросила повара нарезать яблоко ломтиками. Конь осторожно брал их с ладони, благодарно покачивая головой. Вероника погладила его по спине и пробежалась пальцами по серебристой гриве.

К ним подошел Яго:

– Нам следовало позаботиться о том, чтобы в свое время у него был приплод.

– Да, возможно, мисс Вероника. Но он уже слишком стар для этого.

– Знаю. А мне так хотелось иметь его жеребенка!

– Мисс Морвен отлично выглядела на его широкой спине.

– И без седла, ты говорил.

– Да, седло ей не требовалось. Они были единое целое, эти двое.

– Боюсь, я не такая хорошая наездница, как моя мать.

– Напротив, даже лучше. Вы можете оседлать любого коня.

Вероника погладила бархатистую шею Инира.

– Если так, то только потому, что ты меня этому научил.

Инир перебирал губами ее волосы, а она чесала ему за ушами.

– Я хочу кое-что рассказать тебе, Яго. Не хочется беспокоить папа́, он не очень хорошо себя чувствует.

– Тогда заходите в дом. Я заварю чай.

Вероника погладила Инира и направилась к кухне через сад, собака сновала у нее под ногами. Капли дождя застучали по черепице старого каменного дома, когда они уселись пить чай за грубо отесанным столом, на котором стояло блюдце с печеньем. Звук был таким знакомым, таким душевным. Яго взял нож, маленький кусочек дерева и принялся за работу.