Марина Андросова - Продавец пуговиц

— Чей это ребенок? У него уже все волосы в песке! Хоть панамку ему наденьте. Голову же напечет.

— Чей-чей? Вон папаша сидит, обложившись литературой! Умный видать.

Продавец пуговиц открыл первую книгу.

Это был сборник детских загадок и ребусов. Красочное, приятно иллюстрированное в русском фольклорном стиле издание. Книга оказалась на улице только по одной причине — ее поменяли на другую. Алексей уже видел этот сборник и даже вырвал страницы с тремя загадками. На их месте торчали неаккуратные бумажные лохмотья. Он посмотрел на них, как кот на лужу, сделанную им на хозяйском ковре, и закрыл книгу. Интересное ощущение нашкодившего котенка. Каждому известно желание плюнуть вниз, когда стоишь на балконе или лучше крыше дома. Каждому хоть раз в жизни хочется сделать что-нибудь такое, что автоматически причтет его к обществу хулиганов или мошенников. Просто дописать в меню дорогого ресторана новое блюдо: «Слоновьи ножки», например. Или обмануть систему безопасности банка ради самого обмана и перевести деньги с первого попавшегося счета на второй попавшийся. Но дело было не в этом, Алексей вырвал страницы вовсе не для того, чтобы сотворить мелкую гадость. Ему они очень были нужны.

Вторая книга сегодня больше заинтересовала Алексея. С ней можно было скоротать вечерок другой и потом обсудить ее содержание с друзьями, которых собственно у Алексея и не осталось. Книга была изрядно потрепана. Видимо прошла и огонь и воду. Ее, как говорится, зачитали. На первой же странице аккуратным почерком была написана просьба не забирать книгу домой или возвращать ее в тумбу сразу после прочтения. То ли первый хозяин оставлял себе надежду еще раз увидится с книгой, то ли кто-то читал ее по главам во время прогулки и боялся, что потеряет роман, то ли сама книга чувствовала себя лучше именно в парке и не желала жить в квартире.

Третья — та, от которой хотели избавиться, но выкинуть рука не поднялась. Любая книга — это плод чьих то трудов, стараний и, возможно, бессонных ночей. Вот она и лежала в парке ожидая своего читателя, который несомненно искал ее, но где-то совсем в другом месте. Вряд ли кто-то из отдыхающих тут, кроме Алексея, взял бы полистать книгу Михайловой Л.М. «Трёхмерные проекции гиперкубов в любых измерениях».

— Как можно вообще такого ребенка в песочницу сажать? Ему же еще видимо и года нет!

— Может и есть! Он стоит хорошо на ногах. Может и ходит уже. Крепкий малыш.

— Это уже слишком! Ваш малыш кидает песком в моего, а вам и дела нет! Сидит читает! Вы будете за ребенком смотреть? Бедный, несчастный малыш!

Алексей отложил книги в сторону, письмо засунул между страничек. Почему сейчас секретность с этого секретного документа особой важности была снята? Так бывает. Одна не важная вещь вдруг становится важной, а важное перестает им быть. Важное — не важно. Неважное — важно. Все просто. Алексей встал и залез в песочницу. Федя привстал, чтобы снова подергать папу за кудри. Алексей отряхнул песок с головы, одежды и ручек малыша, прижал его к себе. Мамы, сидящие на скамейках затаили дыхание. Отец поцеловал сына. Посадил на колени.

В следующие полчаса в песочнице вырос большой замок с башнями и туннелями. По дорожкам поехали машинки, которые все это время лежали в корзине коляски. Вдоль дорог выросли деревья из веток. И все это не запрещалось топтать, ломать и рушить. Федор с отцом просеивали песок через сито, делали куличики. Малыш за ручку ходил по краю песочницы. Алексей прятал от крохи камушки в кулаках и тот со смехом находил их. Алексей пел песни, читал детские стишки, жонглировал формочками.

Он поднимал Федора вверх на вытянутых руках, потом опускал вниз и сопровождал этот аттракцион, придуманным им стихотворением:

Малыш так задорно хохотал, что очень скоро множество детей сердобольных родителей оказалось в песочнице. Даже качели освободились.

И так далее и тому подобное.

Когда стихотворение закончилось, началась новая игра. Волосы Алексея закрывали ему лицо, потом разлетались в разные стороны и обнажали смешную рожицу. Все смеялись. Федор хлопал в ладоши и демонстрировал белые первые зубки. «Бонифаций» не унимался. Его грива снова спрятала морду. Затем лев резко запрокинул голову и замяукал. Дети подхватили идею и стали изображать котят. Представление завершалось. Алексей собрал игрушки и увез Федора в сторону покрашенных скамеек, чем опять вызвал нарекание оставшихся на площадке мам, которым, пришлось встать и уже не просто присматривать за детьми, а лепить куличики, водить их по краю песочницы и даже жонглировать формочками.

Длинный стройный зонт стоял под углом тридцать градусов к стене в просторном коридоре квартиры Ульяны. Острым металлическим носиком он упирался в немного поднявшуюся, видимо от влаги, паркетную доску. И от этого не скользил и не шатался, а был непоколебимым и уверенным в себе. По внешним данным зонт никак нельзя было назвать зонтиком. Слишком длинный, слишком взрослый, очень самостоятельный и очень уж изящный для малыша. Даже учитывая то, что само слово «зонт» произошло от слова «зондек» (zondek) и стало зонтом только благодаря созвучию части корня с русским уменьшительно-ласкательным суффиксом, этот зонт никогда не был ни зондеком, ни зонтиком. Если и давать этому предмету какое-то другое имя, то абсолютно точно подошло бы «зонта». Зонта — трость. Этот зонт был точно не маленький и точно не мужской. Женская зонта картинно расположилась у самой двери в ожидании подруги, которая пригласила ее на прогулку, как только по карнизам застучали первые капли летнего дождя. Нежно голубая зонта с синим рисунком и кружевом по краю касалась ручкой белого цветка на обоях, скорее украшая собой его, чем себя им. Зонта сегодня выглядела замечательно даже в сложенном виде. И возможно в сложенном виде даже эффектнее, чем в открытом. Сложенный вид давал волю фантазии и наделял купол зонты самыми невероятными эпитетами и сравнениями. Зонта или зонт, там или иначе, был восхитительным, вдохновляющим и впечатляющим, походил на хвост павлина свободно гуляющего где-нибудь в Салониках, на небо, которое должно было по словам песни вот вот качнуться и выглядел точь в точь, как зонт Оле-Лукойе, который вращался над головами хороших и послушных спящих деток. Во всяком случае, именно такими эпитетами и сравнениями еще в начале лета описывала этот шестнадцатиспицевый зонт Юна, купившая его Ульяне в Греции в качестве подарка.