Владимир Фёдоров - Сезон зверя [litres]

Надеясь, что медведица все-таки поднимется, он пролежал рядом с ней целый день, нежно облизывая подрагивающую голову. А потом ветерок снова донес далекое тявканье.

После этого печального дня, встречая пустующее жилище в лесу, он больше не спешил в него входить, а несколько раз бил лапой по стенам. И случалось, они тут же рушились. Человек был умным, но он не мог дважды обмануть Зверя одним и тем же способом.

Да, люди, погода и даже добыча – все из года в год учили его, делая сильнее, хитрее и опытней.

В молодости он еще пытался добыть угоном лосенка или старого оленя, но потом быстро понял, что с его хромой лапой это почти безнадежный способ охоты. И тогда стал пытаться брать жертву одним-двумя прыжками, поджидая в засаде. Но тут мешал крепкий медвежий запах, и попытки удавались только тогда, когда дул сильный ветер, относящий его.

Однажды летом, чтобы хоть на какое-то время избавиться от жары и докучавших комаров, он, перед тем как залечь в засаду, долго, до озноба плескался в улове ледяной горной речки, а потом, не отряхиваясь, лег за выворотень у тропы. Было полное безветрие, и когда Зверь услышал вдалеке легкий стук оленьих копыт, то понял, что олень, скорее всего, сейчас его учует и свернет в сторону. Но рогач, хоть и останавливаясь через каждые несколько шагов, вытягивая шею и раздувая ноздри, все же шел и шел вперед, пока не оказался напротив выворотня. Зверь взметнулся в воздух и первым же ударом перебил хребет парализованной от неожиданности жертве. Насытившись и разомлев в тени, он долго не мог сообразить, почему же олень его не учуял. Наконец что-то будто подтолкнуло его не слишком разумные мозги: вода!.. Да, та самая вода, что смывает в дождь запах с камней, деревьев и троп, смыла на этот раз запах с него, не зря же он так долго полоскался в речке. А это значит…

С той поры он приловчился добывать даже чутких горных баранов. Зная, что те выходят на солонцы поздним утром, – любят, чтобы солнце уже слегка просушило и прогрело склоны, – он к этому времени вымачивал себя насквозь и ложился за какой-нибудь большой камень, свернувшись клубком. Главное при этом было не пошевелиться в момент, когда баран-разведчик с одной из верхних точек долго и внимательно обозревает все окрестные склоны. Вообще бараны всегда больше надеются на зрение, нюх у них слабый. И если уж не заметили сразу опасность и направились к солонцу, то к мокрому медведю могут подойти на несколько шагов.

Вода случайно подсказала ему и еще один добычливый способ охоты. Как-то раз в сильный дождь, не успев вовремя найти от него укрытия под хорошей елью или сосной, Зверь брел по молодому редколесью – мокрый, грязный до самого брюха, голодный и, конечно, злой. От этого зла и саданул он лапой по подвернувшейся на пути листвяшке. И вдруг сверху, как кедровые переспелые шишки, посыпались молодые рябчики. Едва вставшие на крыло, они тоже были мокры насквозь, и жалкие, слипшиеся в сосульки перья не могли удержать их в воздухе. Он тут же ухватил зубами и прихлопнул когтями несколько трепещущих комочков. С той поры в самые проливные ливни, когда все живое пряталось в гнезда, под ветки, в норы и логова, он выходил в лес и, промокший насквозь, но полный азарта и предвкушения добычи, бил здоровой лапой по молодым деревьям, обрушивая на себя целые водопады, но вместе с ними иногда птицу или оцепеневшего от холода и сырости зверька.

Но познал он и другое: вода не всегда может быть союзником. Ведь это она пригнала его нынче сюда – в район нескольких вытянутых горных гряд – из мест, где было намного больше корма. Было. До прошлой осени.

Небывалый зной летом выжег все склоны, и урожай травы, ягод и орехов оказался только в самых низинах, в долинах речек и озер. Туда и спустились за ним по осени птицы и звери. Первые морозы объявили о себе рано и внезапно, быстро покрывая все вокруг снегом. Застигнутая врасплох, но уже успевшая неплохо подкормиться живность начала спешно готовиться к зиме. Зверь видел, как многие молодые медведи роют себе берлоги прямо возле ягодников и торопливо ложатся в них, так же поступают бурундуки и мыши. Но какое-то непонятное чувство подсказывало ему, что лучше все же подняться повыше в горы и залечь поблизости от привычных мест. Зверь так и сделал, протянув через долину и склон одинокую на чистом белом покрове цепочку следов.

Проснулся он от духоты в берлоге. Высунулся наружу и вначале решил, что уже наступила весна: солнце буквально опаляло сопки, сгоняя вниз ручьями почти исчезнувший снег. Но Зверь тут же почувствовал, что для настоящей весны прошло слишком мало времени, он еще тяжел и сыт, лапы грубы и подвижны…

А долина внизу быстро заполнялась водой, и из залитых ею берлог, нор и норок вылезали их мокрые обитатели и брели, плыли, скакали к склонам, где ожидали найти спасение. Но как только солнце закатилось, вместе с темнотой тут же наплыли тяжелые тучи и повалил мокрый снег.

Зверь видел сквозь густые сумерки, как совсем недалеко от его логова два молодых медведя, пытаясь как-то осушить шкуры, принялись кататься по этому предательскому снегу, но он не впитывал влагу, а только налипал на несчастных, превращая их в огромные живые грязно-белые комья.

Ночью ударил мороз и за считаные часы покрыл всю долину ледяной коркой, схороня под ней убежища и корм. Не пощадил холод и покрытых сырой снежной кашей медведей, других обитателей гиблого места. Засыпая в своей берлоге, Зверь знал, что весной он, конечно, сумеет какое-то время прокормиться их вытаявшими трупами, но потом наступит голод и неурожай. Значит, надо будет уходить в сторону тех, темнеющих далеко-далеко на восходе гор.

Она и впрямь оказалась идеальным партнером, прекрасным собеседником, чуткой и отзывчивой личностью, и он быстро и сильно к ней привязался. Он даже скучал по ней, конечно, не так, как когда-то по родителям, но скучал. И в научном модуле его теперь светло и немного щемяще постоянно мерцали две голограммы – родителей и ее. Отработав положенное время на очередной неведомой планетке, досыта наобщавшись с туповатыми заторможенными динозаврами или агрессивными звероподами, он летел домой на предельной скорости. Но она его тоже баловала – время от времени вдруг среди ночи телепортировалась в его модуль, затерянный в чужих мирах, и падала в объятия. Мужу и жене такое разрешалось.

Нравилась ему и ее работа – дизайн и организация пространств. Если удавалось урвать свободный часок, он прилетал к ней и, усевшись в удобное кресло для релаксации, потихоньку наблюдал, как она на его глазах изменяет исковерканные природными катаклизмами континенты, изуродованные войнами диких существ планеты или изначально непригодные для нормального сосуществования радиоактивные скалы и агрессивные льды, хищные пустыни, ядовитые моря, а то и целые звездные системы, создавая вместо них прекрасные ландшафты, рожденные ее воображением и фантазией. Он мысленно представлял, как будут благодарны ей те существа, гуманоиды и даже не гуманоиды, что поселятся в таких райских кущах. И он гордился ею.