Глеб Соколов - Попрыгунчики на Рублевке

Портативный компьютер круглосуточно подключен к высокоскоростному Интернету. Большой экран светился яркими красками.

Николай зашел на сайт-поисковик — найти информацию, которая не давала ему покоя весь день.

Мог поклясться: в комнате воет собака. Но в доме не было собак — Кёлер ненавидел животных. Его жена тоже не проявляла к ним интереса. Даже начальнику службы безопасности, который хотел завести несколько псов для охраны усадьбы, рекомендовали не делать этого. А может, это не собачий, а волчий вой?..

Звук глухой, словно из-за преграды.

Домбровский медленно шел через залы, холлы с высоченными потолками.

Остановившись, прислушался — звук не прекращался. Осторожно двинулся дальше. Что бы это значило?..

«Нет, это явно волчий вой!»

Дверь была полураскрыта. Так оставил ее Домбровский. Пламя горевшего в комнате камина бросало яркие блики на статую — за ней недавно пряталась Марта Кёлер, на стены полутемного коридора. Михаил осторожно заглянул в кабинет.

Несмотря на всю популярность писательницы Боккум, нигде — ни на одном из сайтов, включая те, что принадлежали издательствам, тиражировавшим детективы Теодоры, — Килин не смог обнаружить ее фотографию.

«Странно!» — то и дело говорил себе он. Хотелось убедиться: красивая молодая женщина, которую видел утром, — Боккум. Но подтверждений не находилось.

В одном месте обнаружил набор интервью с деятелями искусства. Каждое из них снабжено фотографией. В том, что дала Теодора, вместо портрета — коллаж: книга, стопка бумаги, перо, увеличительное стекло сыщика. Создатели сайта стремились соблюсти принятый формат. Но почему не сделали фото писательницы?! Как будто она намеренно скрывала лицо…

Услышав за спиной шорох, Килин резко обернулся…

Звук доносился из металлического несгораемого шкафа. В нем хозяин усадьбы хранил документы. Теперь Домбровский был уверен: волчий вой — нечто иное, как полифонический вызов мобильного телефона. Трубку Кёлер положил внутрь стального ящика.

Рядом со шкафом спиной к Михаилу стояла Марта. В руках — связка ключей. Вставляя поочередно каждый из них в замочную скважину, пыталась подобрать нужный — открыть дверцу. Руки ее тряслись — то ли от страха, то ли от волнения. В замок каждый раз попадала не с первого раза.

Марта резко повернулась, заставив Домбровского отпрянуть. Из-за полуприкрытой двери он услышал шум выдвигаемого ящика. В углу комнаты у стены, противоположной камину, возвышалось старинное бюро. Оно было инкрустировано керамическими пластинами и несколькими полудрагоценными камнями. Но главная стоимость заключалась в изумительной резьбе по дереву. Реалистические фигуры молодых крестьянок, занимающихся полевыми работами, окаймляли зеленую поверхность для письма, украшали ниши между ящиками.

Глухой стук, смешавшийся со звяканьем металла. Домбровский понял: жена Кёлера швырнула бесполезные ключи на дно ящика. С грохотом задвинула его обратно. Принялась выдвигать другие в поисках ключа, которым открывался шкаф. Странный звонок — волчий вой — продолжал доноситься из его железных внутренностей.

Комья земли свалились с лопаты вниз. Бобби опять упер железную пластину в край раскопанной ямки, перенес вес тела на правую ногу. Грунт податлив. «Если Тобби учуял зарытого в саду покойника, скорее всего труп неглубоко…»

Принялся копать интенсивней. Ночь выдалась прохладной. Вдали стрекотали цикады. Бобби чувствовал: сначала под мышками, потом на спине надетая на нем модная розовая рубашка становится мокрой от пота.

Дом пуст — знал это. Несколько часов назад приехал в этот райончик на одолженных у собственного повара дешевеньких «Жигулях» с заляпанными грязью номерами. Остановился в сотне метров от ворот писательницы. Так, чтобы видеть въезжающих и выезжающих. Дождался, когда «Ауди» покинет участок.

Во время их первой встречи Боккум неосторожно обронила: «Этот попрыгунчик! Ночной ужас! Дом практически гол. Недавно оформила в собственность. Прежний договор на охрану не возобновлен…» На последнее Бобби и рассчитывал, перелезая через забор…

…Окно вспыхнуло неожиданно и ярко. Сразу несколько люстр осветили изнутри широкие стекла. От потрясения нога Бобби соскользнула с лопаты вниз. Перестал копать, замер.

Окно погасло. Дом погрузился в темноту. Захотелось протереть глаза. Быть может, это галлюцинация?! Плод измененного сознания, измученного напряжением и страхом. Некоторое время не шевелился… А если там, в доме, сейчас наблюдают за ним и уже вызвали милицию?..

Он не мог принять никакого решения. Кругом в природе воцарилась странная тишина. Даже цикады смолкли. Бобби взялся за лопату. Копнул один раз, отбросил землю в сторону, второй… Осмотрелся. Ничего не происходило. Налег на лопату еще… Когда засадил стальное полотно в грунт особенно глубоко — почувствовал: кончик во что-то уперся. Вынул очередную порцию земли. С сердцем, забившимся чаще и тревожней, установил лопату на прежнее место, осторожно надавил ногой…

Яркий свет на втором этаже дома вспыхнул на несколько секунд, затем погас… Лопата уперлась во что-то мягкое. Немного — может быть на сантиметр или два — вошла в него. Окна загорелись вновь. Градусов запаниковал: остатки самообладания покидали его… То, что искал, находилось на глубине в двадцать-тридцать сантиметров под землей. Значит, был прав?.. Нет, надо копать дальше! Ничто еще окончательно не ясно!

В этот раз окно светилось еще меньше времени, чем в предыдущий, — мигнуло, погасло. Затем раздался скрип. Повернув голову Бобби с ужасом увидел — дверь распахнулась.

Бросил лопату. Куски дерна, которые аккуратно снял с прямоугольного участка площадью в полтора квадратных метра, сделали падение неслышным — черенок упал на них, как в вату…

Таким же тихим, словно не существовавшим в реальности, было то, что за этим последовало.

За полуприкрытой дверью раздалось клацанье отпираемого замка, и через несколько мгновений полифонический волчий вой зазвучал отчетливей. Видимо, Марта раскрыла металлический шкаф.

Такого сигнала для мобильника Домбровский прежде никогда не слышал. Вой дикого животного положен на мрачную музыку, исполняемую симфоническим оркестром.

— Алло!.. Да, конечно, я! — Голос молодой женщины прозвучал резко. Михаил превратился в слух. — Муж спрятал телефон… Нет, он ничего не знает. Такого не увидит и в страшном сне… Два раза проследил за мной… Когда человек не понимает, то испытывает ужас.

Замок лязгнул во второй раз. Михаил понял, что надо отступать. Для этого у него оставалось каких-нибудь полтора десятка секунд. Но ноги его были пригвождены к полу жутким любопытством. Перестать подслушивать было выше сил.