Глеб Соколов - Попрыгунчики на Рублевке

— Я готова к встрече. Иду… — раздался звон ключей, грохот, с каким задвигается деревянный ящик.

Нельзя было медлить ни мгновения. От антикварного секретера до порога ей надо пройти примерно шесть шагов.

Чуть большее расстояние отделяло Домбровского от единственного укрытия, которым он мог воспользоваться, — полумрака за статуей. Марта сама пряталась там недавно.

Михаил был уверен: если жена Кёлера обнаружит, что он подслушал этот разговор, ему конец…

Мрак был бы полным, если бы не лучи яркого фонаря, которым освещала дорогу Марта Кёлер.

Реконструкция, затеянная мужем в дворянском гнезде, была масштабной. Но Кёлер почему-то не тронул северную часть дворца: башню-пристройку. С остальным зданием она была связана короткой анфиладой. Строители просто перегородили ее стеной из гипсокартона, прорезали в ней дверь. Затем нанесли особую итальянскую штукатурку. Теперь «новодел» перестал зрительно отличаться от других стен дворца. В конце работ замкнули дверной замок на ключ.

— Помнишь старую сказку… — сказал как-то Кёлер Михаилу. — Хозяин замка говорит новому жильцу: «Вот тебе ключи от всех дверей, но упаси господь открывать самую последнюю из них».

Он подразумевал ту, которую отворила Марта. Следом в нее проскочил Домбровский. Молодая женщина не оборачивалась. Михаил шел на цыпочках, стараясь не издавать ни звука. Луч фонаря плясал по старинным стенам, не знавшим ремонта не одну сотню лет.

«Как здесь могло быть красиво при ярком свете дня! Или когда под этими сводами пылали десятки свечей!» — поразился Домбровский. Видел лишь то, что выхватывал из темноты фонарь Марты. Становилось ясно: работа декоратора, жившего пару веков назад, была гораздо возвышенней и проще того, что «сляпали» в отремонтированном здании дизайнеры, нанятые Кёлером. Хотя те и пытались, в меру своего понимания, воссоздать колорит ушедшей эпохи.

«Господи, кто может назначать ей здесь встречу?! — Михаил моментально покрылся ледяным потом. — Здесь сто лет никто не живет! Даже в советское время башня оставалась необитаемой. Теперь ключ — только у Кёлера. Марта сделала копию тайком. Когда этот таинственный абонент звонил ей, он уже был здесь. Если житель особняка — мог поговорить с ней и не по телефону. Если не здешний — как попал в башню, миновав лапы службы безопасности?»

Луч фонаря выхватывал груды полуразвалившейся мебели, сложенной у стен: спинки стульев, кресла, столы, украшенные сверху мозаикой из цветных эмалей. Половина квадратиков выщерблено то ли временем, то ли безвестными варварами. Под ногами скрипел мусор: отвалившиеся от потолка лохмотья побелки, битое стекло. Осторожные шаги Михаила терялись в топоте, издаваемом в старинных стенах каблучками молодой женщины.

Пропустил момент, когда Марта перестала разговаривать по мобильному телефону. Звериный вой, прозвучавший громче прежнего, произвел на него жуткое впечатление. Хотел повернуть обратно, но представил, как будет плутать в лестницах и дверях… «Не найти самому дороги!»

Большинство окон старинного флигеля-башни замурованы красным кирпичом. Остальные — забраны решетками, заколочены снаружи досками. Здесь множество комнат. Часть из них — проходные. Этажи соединены скрипучими деревянными лестницами. Их пролеты не следовали один за другим, а хаотично располагались в противоположных концах постройки. В темноте непросто понять, где следует искать очередные ступени.

— Да… Сейчас начнется… Конечно, уже здесь!.. Где?.. Я тебя не вижу…

Марта вошла в большую комнату. Луч фонаря освещал то пол с валявшимися на нем досками, покрытыми толстым слоем пыли, то красные кирпичи замурованного окна. А то — висевшую на стене раму без картины.

Михаил осторожно приблизился к стрельчатой арке. Через нее молодая женщина вошла внутрь.

В любое мгновение могла выхватить его из мрака своим фонарем. Риск — отчаянный. Но жуткое любопытство сильнее страха.

Волосы на голове начали медленно шевелиться…

С безумным видом Марта Кёлер ходила по зале. В правой руке зажат мобильный телефон, в левой — фонарь. Губы смыкались и размыкались, будто говорила с кем-то. Домбровский не различал слов.

На самой середине под огромной медной люстрой, в которой сохранились остатки оплывших восковых свечей, громоздился круглый стол. Поверхность покрыта толстым слоем пыли. Каждый раз, когда луч света выхватывал стол из темноты, Михаил видел: в нескольких местах серые хлопья разворошены, оттерты в стороны. Чьи-то локти взгромождались на деревянную крышку. В заброшенном зале недавно были люди!

Марта подскочила к одному из двух старинных кресел — стояли за столом друг напротив друга, — отодвинула его, села. Все произошло стремительно: луч фонаря ударил прямо на Домбровского. Высветил лицо, высовывавшуюся из арки фигуру.

Он обмер. Даже не попытался скрыться. Губы Марты зашевелились. На этот раз отчетливо разобрал:

— А, вот и вы… Каждый раз, когда вас вижу, испытываю какой-то страх. Нет, не страх, ужас. Вроде бы ничего такого в вас нет. Но…

Фонарь мигнул, стал светить ярче. Бил Домбровскому прямо в глаза. Невольно зажмурился. Странно: в эту секунду мог поклясться — Марта нисколько не удивилась, встретив его здесь. Взгляд, выражение лица — все было прежним.

Только через несколько мгновений Михаил понял: на самом деле она по какой-то причине не видит его — смотрит на человека, который стоит у него за спиной…

Лучи яркого летнего солнца, проникая сквозь стеклянные стены, словно покрывали все в здании аэропорта тонким слоем искрившейся позолоты. Сверкали поверхности информационных стоек, кокарды пилотов, вышедших из дверей служебных помещений, стеклянные витрины кафе, за которыми на обозрение пассажиров выставлены порции салатов, нарезанная пицца, куски тортов. Лучились золотом пивные краны с эмблемами известных марок.

День только начинался, но в здании аэропорта людно. Лица пассажиров, даже тех, кто недавно приземлился изнурительным ночным рейсом, в солнечной позолоте казались жизнерадостными, добрыми, без налета свинцовой усталости. Обладатели увесистого багажа бодро толкали перед собой тележки. Недавно приземлившиеся громко и радостно переговаривались с теми, кто их встретил. Словно все здесь прибыли на чьи-то именины и теперь радостно ожидают, когда будет подан праздничный торт.

Барон и Килин прошли сквозь автоматические двери. Оба почти не имели багажа. У Барона — небольшой саквояж наподобие тех, что в девятнадцатом веке носили доктора. У Килина на ремешке, наброшенном на плечо, — сумочка размером с три пачки сигарет.