Глеб Соколов - Попрыгунчики на Рублевке

Держа лопату под мышкой, Бобби пробирался по хорошо знакомому уголку сада. Когда до цели оставалось метров десять, оглянулся на дом — ничего: прежняя чернота. Примерно полминуты он всматривался в нее. В какой-то момент ему померещился темный силуэт на фоне стены. «Нет, это мне кажется!» — решил он, отвернулся, медленно пошел дальше — в глубь сада.

Ночь, как назло, выдалась темной — ни луны, ни звезд… Градусов едва не прошел нужное место. Внезапно кончик правого ботинка задел за что-то. Он чуть не упал. Предмет под ногой был мягкий, податливый. Ужас обуял Бобби. «На траве — человек!.. Споткнулся о руку».

— Я же знаю — Турсунов, этот старый гипнотизер… — продолжал говорить Тоштаголов. — Он проделал с вами коронную штуку. Незабываемое ощущение, правда?.. Так вот: умею то же самое, честное слово!.. Бьюсь об заклад: отдадите любые деньги, чтобы испытать эмоции заново. Чертова погода!

Огромный черный вал полз с юго-востока. Мрачные облака напоминали чудовищных размеров клубы дыма, которые гонит ветром со стороны далекого пожара. Словно там, за сотни километров, горит исполинское сооружение.

— Только я предлагаю еще лучше: сам отдаю любые деньги, чтобы вы испытали эти эмоции заново!..

Килин, как будто эти слова Таштаголова его не интересовали, задрав голову, рассматривал небо. Стремительно наступали сумерки. С каждой минутой становилось темнее.

— Черт возьми, хорошее предложение, не правда ли?!. — продолжал говорить Тоштаголов. — От человека, которого впервые увидели на вечеринке. — Было ясно, что Алик, во‑первых, предполагает, что Килин не знает о том, кто он такой, во‑вторых — в ресторане клуба «Подмосковные вечера» Тоштаголов не обратил внимания на Барона и его спутника. — Только соглашайтесь скорей! Дорога каждая секунда!

Пока Килин созерцал звезды — они отчетливо выступили на черневшем небосводе, — по площадке с расставленными плетеными столиками пронесся возглас изумления и невольного восхищения.

Белый лимузин — его тут же окружили секьюрити в черных одинаковых костюмах — подкатил прямо к киоску. Там повар — накрахмаленный фартук до земли и высокий колпак — на глазах едоков жарил кебабы, несколько видов шашлыков, цыплят в особых грузинских сковородах под названием «тапа».

У распахнутой двери длинного автомобиля с блестевшими никелированными молдингами стояла приехавшая на нем молодая женщина, одетая в газовое покрывало. Под ним ничего не было. Она обворожительно улыбалась. Специальный человек — некто вроде слуги, сопровождавший ее повсюду, — направлял на ее рот луч фонарика.

В зубы молодой женщины — это была хозяйка дома — жена Кёлера — вставлены маленькие бриллианты. Под лучом света они сверкали гранями.

«Чертова темнота!» Кто-то явно снимал слой дерна и второпях не смог уложить один из квадратов ровно на прежнее место. Его край с жирным комом земли залезал на соседний квадрат травы, вырубленный лопатой. За выступ Градусов и задел ботинком.

Что это означает?.. Он выпрямился. Кто-то все время наблюдал за ним?.. Как это узнать?.. Бобби помнил: у него мало времени. Отогнув манжет рубашки, взглянул на фосфоресцировавшую стрелку часов. Надо спешить — условленный срок приближался. Взяв в руки лопату, поддел криво лежавший квадрат дерна, перенес в сторону. Точно так же поступил и с остальными — перед ним оказался прямоугольник черной земли. Даже в ночной темноте он выделялся цветом на фоне густого травяного ковра.

— Ваша жена изумительно выглядит!

Кёлер вздрогнул, резко повернулся. Надменно запрокинул голову, точно намереваясь отчитать того, кто произнес эти слова. Лицо заговорившего с ним человека было знакомо, но имени его вспомнить не мог. «Алик?.. Кажется, так… Господи, почему она появилась именно сейчас?! Что-то за этим кроется. Надо сделать какой-то шаг! Немедленно».

— Вам не понравилось?.. — бесцеремонно продолжал полноватый мужчина. — Но почему она не в пижаме?.. Прозрачное платье — это не то. На вечеринке все, даже женщины, должны быть в пижамах. Среди обезьян, как мне сказали, есть не только самцы, но и самки. Они тоже в пижамах.

Не слушая навязчивую болтовню едва знакомого гостя, Кёлер посмотрел на дом — все окна ярко светились. Взгляд перешел на флигель-башню. Красиво подсвеченная снаружи — маленькие прожектора стояли вокруг на земле, — с мшистыми камнями, деревянными ставнями, выкрашенными в яркий желтый цвет, выглядела живописно.

Почувствовав — кто-то на него смотрит, владелец усадьбы повернулся — Марта! Словно посылала ему какое-то сообщение — напряженно, сосредоточенно. Вслед за хозяйкой гости уставились на хлебосольного хозяина. Чудовищным усилием Кёлер заставил себя непринужденно улыбнуться. Пробежал глазами по толпе — Домбровского в ней не было.

«Теперь Марта не позволит мне увидеться с Михаилом!» — Кёлер почувствовал: от страха и напряжения засосало под ложечкой.

Вдруг вспомнил фамилию стоявшего рядом человека — Алик Тоштаголов. Их никогда не знакомили, но кто-то показывал Кёлеру мрачного персонажа светских хроник, рассказывал о его темном прошлом и настоящем.

Марта Кёлер с бриллиантами в зубах, подсвеченными фонариком слуги, произвела на Вадика тягостное впечатление. «Ужасное зрелище! Похожа на Смерть…»

Почему-то Слепяну казалось: в образе Смерти должно быть нечто роскошное. Как иначе: всегда и везде подлинной хозяйкой положения в конечном счете оказывается она!

Было неприятно смотреть на Марту, видеть, как вьются вокруг нее эти людишки, источавшие притворные комплименты, в которых каждое слово пропитано завистью и тщательно скрываемой злобой.

Поставив пустой бокал из-под кьянти на поднос официанта, — за час, прошедший с начала вечеринки, Вадик выпил три порции вина, — двинулся прочь с заполненного народом пятачка.

«Смерть…» Сердце Вадика сжалось в тоске. Зашагал быстрее. «Куда иду?! Куда бы ни пошел, не получится забыться. С того проклятого вечера жизнь изменилась. Вернуться обратно, налить в огромную трехсотграммовую пузатую рюмку изрядную порцию мартеля…»

Припомнились стоявшие на столах деревянные плошки в русском стиле. «А-ля хохлома» доверху наполнены коньяком. Наружу торчали расписные деревянные ложки. «Успею напиться…» Он пошел медленнее. «Интересно, станет ли кто-нибудь хлебать коньяк ложками?.. Идиотская, безвкусная затея! Наверняка принадлежит Марте. Сам Кёлер не решился бы на такую глупость».

Новая порция кьянти всосалась в стенки желудка, проникла в кровь, достигла мозга. Мысли приобрели менее тревожный оттенок. Сам не зная куда, Вадик продолжал брести по выложенной квадратными камнями дорожке.