Глеб Соколов - Попрыгунчики на Рублевке

— Стюардесса! — прорычал Алик.

Девушка и так уже бежала по салону в их сторону, хватаясь за спинки кресел, чтобы не упасть — самолет выполнял крутой разворот над столичными пригородами.

— Виски! Коньяку! Водки! Всего! — выкрикнул Алик и вновь прильнул к иллюминатору. — Скорей же! Скорей улетай от этого проклятого города!.. Быстрей! Эй ты!.. — Стюардесса, поспешившая за напитками, была на пороге салона. Обернулась и посмотрела на Таштаголова. — Передай капитану, чтобы разгонялся… Набирал скорость! Все время ускорялся!..

Марта Кёлер сидела за столом, положив локти на пыльную крышку. Включенный фонарь лежал тут же, возле правой кисти. Аккумулятор сел — лампочка светилась вполнакала, рефлектор направлен на стену за спиной молодой женщины. Печальные, рассеянные лучи оттеняли черты ее лица, делая его строже и старше. Черные тени лежали на стенах с ободранной штукатуркой.

— Я все расскажу сама, — отчетливо проговорила Марта. — Вам только надо решить, хотите ли вы это слушать…

Домбровскому бросилось в глаза: Марта смотрит только на него. Как будто мужа здесь не было.

Стюардесса натянуто улыбнулась. Было видно: поведение незнакомого пассажира начинает ее пугать.

— Мы должны как можно скорее улететь от этого ужасного города подальше! — сказал Килину и Махмуту, словно бы оправдываясь за свое поведение, Тоштаголов. — В свое время столица была перенесена из Петербурга в Москву. Это крупнейшая ошибка…

В этот момент двигатели самолета загудели громче. Алик прильнул к окну. Входили в слой облаков. Огоньки внизу скрылись, реактивный самолет словно погрузился в темную вату…

— Командир экипажа сделал все, чтобы увеличить скорость!

Тоштаголов обернулся. Стюардесса держалась за ручку тележки-столика: бутылки со всевозможными дорогими напитками, стаканы разнообразных видов, золоченое ведерко со льдом.

— Если ветер не усилится, будем в Санкт-Петербурге раньше запланированного времени, — продолжала девушка.

— Слава богу! — прошептал Алик и потянулся к бутылке. — Коньяк!..

Стюардесса быстро наклонилась к тележке, взялась за пузатый бокал. Тоштаголов опередил ее: повалив несколько рюмок на высоких ножках, схватил широкий и вместительный стакан для виски, рванул с нижней полки бутылку коньяка. Стоявшие рядом склянки жалобно зазвенели. Вынув из широкого горлышка пробку, увенчанную огромной деревянной пуговицей, Алик перевернул бутылку отверстием вниз. Расплескиваясь по стенкам стакана, коньяк хлынул к донцу. Лишь когда стакан наполнился не меньше чем наполовину, Тоштаголов перевернул бутылку. Не произнося больше ни слова, не дожидаясь, пока его спутники тоже нальют себе спиртного, Алик жадно выпил коричневую жидкость.

— Телефонный звонок, Тимоша, который так поразил и испугал тебя, — впервые Марта посмотрела на мужа, — в свое время показался ужасным и мне. Этот телефон… — Молодая женщина приподняла и перенесла в сторону кисть левой руки, под которой оказался изящный мобильник в красивом, необычном корпусе. — Ты видишь, это авторская работа. Одна ювелирная фирма в Европе изготавливает такие трубки…

— Ты что же, не хочешь принять мой подарок?

— Она необычная… Никогда не видела ничего похожего. Спасибо!.. Я тронута. — Марта Кёлер прижала мобильник к груди и постаралась придать лицу как можно более восторженное выражение.

Подаренная Марьяной Бонда трубка не понравилась ей с первого взгляда. Хотя исполнена в роскошном эксклюзивном стиле.

— Да, хочу тебя предупредить: сим-карта в ней уже стоит. И ее нельзя поменять. Вот твой номер… — Бонда протянула Марте сделанную из желтого металла тонкую пластинку размером не больше обыкновенной визитной карточки.

— Что это: золото?..

— Высшей пробы. Гравировкой нанесен твой номер.

Марта прочитала десять цифр. В их чередовании ей померещился какой-то особый, пока еще неведомый ей смысл.

— Прошли сутки. Как-то поздно вечером, когда я была одна, раздался звонок… Тот самый волчий вой, который ты слышал. Я ответила. Со мной заговорил незнакомый человек. Был вежлив, обладал приятным голосом и говорил какие-то странные вещи про девятнадцатый век: усадьбы, очарование дворянской культуры, традиции… Я слушала, не перебивая. Тем более как раз в те дни активно обсуждали с тобой ремонт дворца. На моем столике валялась куча книг на эту тему… Потом начались галлюцинации. Наш дом преобразился — я была хозяйкой бала. Сам император целовал мне руку… Все кончилось мгновенно: зашла в будуар, — в моей туфельке что-то кололо ступню. Пришлось опереться о плечо горничной. Неловкое движение — она не успела подхватить меня. Падение, потеря сознания… Очнулась на полу у собственной кровати… Ты был в ту ночь в Петербурге.

— Это произошло в ту ночь! — задумчиво проговорил владелец усадьбы.

— Телефон валялся на ковре у моей руки. Я принялась искать номер, с которого позвонил странный голос — он оказался в памяти, но абонент был выключен. Шло время… Вспоминая ощущения, которые испытала, когда видела галлюцинации, понимала: хочу пережить их вновь… Но телефон не звонил. Так продолжалось больше полумесяца. Потом он позвонил во второй раз.

Стюардесса смотрела на Тоштаголова с дежурной улыбкой, но в глазах у нее был страх. Она перевела взгляд на Махмута. Тот махнул рукой, веля ей удалиться.

После коньяка состояние Алика не изменилось: опять прильнул к окну. Вдруг повернулся к Виктору:

— Сколько делает этот самолет? Скорость?..

— Больше девятисот километров в час.

— Отличная машинка! — Алик оторвался от окна, сбросил с колена ремень безопасности, встал. — У меня нет костюма. В Питере будет не во что переодеться.

— А я предлагаю поступить необычно. Устроим поздний «походный ужин» в Питере. Из-за того, что мы спешно уехали от Кёлера, я не успел как следует закусить, — сказал Махмут.

— Что такое «походный ужин»? — Тоштаголов удивленно вскинул глаза.

— Это когда первый аперитив мы выпьем в одном петербургском ресторане, второй — в другом, третий — в третьем, два или три ресторана уйдет у нас на разнообразные закуски… И все — в пижамах.

— Волчий вой постепенно перестал шокировать меня. Привыкла… Погружения в девятнадцатый век становились все более длительными, переход из мира галлюцинаций в реальность менее болезненным. Поначалу… Нет-нет, не садись, — встрепенулась Марта, когда муж подошел к столу и отодвинул один из стульев. — Это ее стул. Она всегда выбирает только его…

— Она?! Кто? — изумился Тимофей.

Спортивное купе разрезало ночь лучами фар: били мощно, вонзаясь во мрак и приводя в движение по сторонам дорожного полотна сотни теней. Бобби опять посмотрел на часы. «Нет, не успеть! Слишком закопался там, на участке писательницы…»