Ричард Лаймон - Луна-парк

– Мама, она не пила. Ничего, кроме пепси…

– И я должна в это верить?

– Это правда. Она не выпила ни грамма алкоголя.

– То есть она понимала, что этот пунш довольно крепок?

– Нет. Она просто не пьет пунш. – Несмотря на пульсирующую боль, в голову пришла идея: – Я только что вспомнил. Она говорит, у нее диабет. Поэтому она и пила не пунш, а пепси без сахара.

– Хм-м-м-м…

Он не знал, поверила мать или нет, но его самого удивляло, что он так отчаянно защищает Светлячка. Черт, ведь она уехала и оставила его там.

Без особой причины.

Возможно, он когда-нибудь спросит ее об этом. Если они еще увидятся.

Но в данный момент Светлячок была для него лишь поводом отправиться на пляж, поэтому он и пытался убедить маму в ее невиновности. Иначе с нее станется посадить его под замок.

А если он не пойдет на пляж и не увидит Таню…

– А потом она узнала, что пунш очень крепкий, – сказал он, – и предупредила меня. Я и не стал больше пить.

– Пожалуй, я поторопилась со своими выводами о ней.

– Кстати, ты очень ей понравилась. Говорит, вот бы ей такую маму.

– Правда? – Мать приподняла брови, явно польщенная.

– Да, она говорит, что ты очень милая.

– Что ж, это, конечно, хорошо, но я считаю, что сейчас тебе все-таки нужно остаться дома. Я не могу просто взять и закрыть глаза на вчерашнее.

– Но ведь Светлячок ждет меня. Будет ждать. А потом решит, что я нарочно не пришел.

– Александр Грэхем Белл изобрел очень удобное устройство…

– Я не знаю ее телефона, мама. А она – моего… Пожалуйста. Это несправедливо по отношению к Светлячку. Она собиралась устроить пикник, наверное, уже все подготовила, будет меня ждать. Ждать, не зная, где я и что со мной. Это просто несправедливо.

– Надо было думать об этом прошлой ночью.

– Отлично! – взорвался Джереми. – Хорошо. – Он с грохотом бросил нож и вилку прямо в тарелку, и мать вздрогнула, как от пощечины. В его глазах блестели слезы. – Я останусь дома. Останусь дома навсегда. Ломай мою жизнь, разве не этого ты добиваешься? Впервые в своей чертовой жизни я завел друзей, а ты только и делаешь, что пытаешься все испортить! Если уж ты так меня ненавидишь, так лучше просто пристрели! Пристрели и покончи с этим раз и навсегда!

Оттолкнув свой стул, он бросился вон из кухни.

– Джереми! – закричала мать ему вслед.

– К черту! Пошло все к черту!

Он влетел в свою комнату и бросился на кровать. Голова разрывалась от боли. Ему казалось, что кто-то орудует в его мозгах острыми кинжалами. Натянув подушку поверх ушей, он уткнулся лицом в одеяло и мучительно зарыдал.

Прошло несколько минут, прежде чем он услышал шаги. Матрас слегка просел, когда мать опустилась на край кровати. Рукой она принялась нежно поглаживать его спину.

– Если это действительно для тебя так важно… – начала она. Голос ее звучал приглушенно, но Джереми не мог не уловить в нем легкой дрожи. Он перестал сжимать подушку, но продолжал держать ее на голове. – Я не хочу лишать тебя пикника с симпатичной девушкой. Ты же знаешь, я сама была в твоем возрасте и все прекрасно понимаю.

– Извини, – сказал он. – Я не должен был… кричать, и все такое…

– Да, не должен был… Но мне кажется, что и я была слишком строга с тобой. Но наказания тебе не избежать: во-первых, на две недели я урезаю тебе карманные деньги, а во-вторых, теперь ты моешь посуду.

– Как долго? – пробормотал он.

– Столько же. Две недели.

– Это жестоко.

Он услышал, как она рассмеялась. А затем отвесила ему несильного шлепка по заду и поднялась с матраса.

Он перевернулся и сел, глядя, как она идет к двери. Уже в дверях она вдруг обернулась и посмотрела на него. Глаза ее покраснели, а лицо было мокрым от слез.

– Спасибо, мама – сказал он.

– Если у нас и бывают какие-то дрязги, все равно знай, что я люблю тебя, дорогой.

– Я знаю. Я тоже тебя люблю.

– А теперь лучше поторопись, если не хочешь, чтобы Светлячку пришлось ждать.

Нейт нежно поцеловал Робин в губы.

– Я хотел бы остаться, – прошептал он.

– Я тоже. Но не могу больше тебя задерживать.

– У нас впереди еще целая ночь. И завтра, и следующий день, и следующий.

– Ты уже, наверное, устал от меня.

– Я никогда от тебя не устану. – Нейт снова принялся целовать ее в губы, постепенно опускаясь ниже, к подбородку, к шее. Его член выскользнул из нее, но Робин до сих пор ощущала его внутри. Нейт целовал ее соски, грудь, живот, а потом встал перед ней на колени; в глазах его были тревога и печаль.

Робин сложила руки под головой, приподняла колени и разогнула их, нежно опустив ноги Нейту на спину.

– Я никогда еще не чувствовал… ничего подобного ни с одной девушкой, – проговорил он, медленно водя рукой по ее бедру. – А что насчет тебя?

– А что насчет меня?

– Скажи, как тебе это все?

– Нет уж. Ты начал, ты и продолжай…

– Кажется, я в тебя влюбился. Но не из-за того… что между нами было только что… Я влюбился в тебя гораздо раньше.

– И я полюбила тебя гораздо раньше, а то, что между нами было, только усилило это.

– И со мной то же самое. – Он сложил руки на коленях. – Боже, если бы только не нужно было никуда идти…

– Я пойду с тобой.

– Нет. Ты же хотела остаться и принять ванну. – Он улыбнулся. – Теперь ты и в самом деле в ней нуждаешься. – Он похлопал Робин по колену и поднялся с кровати.

Робин перевернулась на бок и смотрела, как он нагнулся за трусами. Тело его было гладким и мускулистым, кожу покрывал золотистый загар, за исключением того места, которое обычно скрывалось под шортами. Там кожа была белой.

Когда Нейт надел джинсы и стал их застегивать, Робин села на краю кровати, глядя, как Нейт надевает футболку, носки и теннисные туфли.

Это странное чувство – быть обнаженной, когда он одет.

Странное, но прекрасное.

Она встала, он подошел к ней. Положив руки на ее бедра, он посмотрел ей в глаза и проговорил:

– Надеюсь, мы увидимся в час или около того. Буду ждать. Подходи к пассажу, когда будешь готова.

– Постараюсь как можно скорее: я ведь уже скучаю.

Она обняла его, прижала к себе и нежно поцеловала.

Джереми ехал ближе к обочине, стараясь крутить педали как можно медленнее: любое движение отзывалось в голове болью. Впрочем, ему уже полегчало, наверное, благодаря свежему утреннему ветерку.

Больше всего он сейчас мечтал купить мороженого, когда доберется до Фанленда. Хотя похмелье было у него впервые, он почему-то не сомневался, что мороженое поможет хоть немного затушить жестокую изжогу.

Он снова вспомнил, как запустил остатками своего мороженого в Таню, как вытирал его с ее ног, пробираясь в шорты, а потом воспоминания вернули его во вчерашнюю ночь, в спальню Тани, отчего сердце забилось чаще, а боль в голове запульсировала еще сильнее.