Джеймс Реннер - Затворник с Примроуз-лейн

Душу защекотали незнакомые прежде подозрения. Добро пожаловать, приятель . Он прогнал их. Нет времени.

– Я не знаю, как это объяснить, – сказал он Кэти. – Но какое-то объяснение быть должно. Я не верю, что она изменяла мне. Нужно ее знать. Она была не такая.

– Не такая, как я, хочешь сказать?

– Я не это имел в виду.

– Ладно.

– Я не хотел.

– Знаю.

Наверху находились две комнаты, не считая крошечной ванной. Справа – небольшая студия. В центре стоял мольберт с незаконченным полотном, натянутым на подрамник, вероятно, самим человеком-загадкой. Сюрреалистический пейзаж – яйцо, висящее в воздухе, как часы Дали. Только яйцо было огромное и черное. В недописанном фоне угадывалась долина Кайахоги, но деревья в этой долине были явно неживые и походили на какие-то механизмы. Мазки были тонкие, практически неразличимые – работа очень старательного человека.

В школе Дэвид любил уроки рисования. И сейчас с удивлением осознал, что тоскует по ощущению кисти в руке. И запах. Он скучал по этому запаху, краски и холста. Только эти запахи и остались в памяти от уроков рисования мисс Вольф в четвертом классе. Многое он забыл из своего детства… Что еще он тогда любил? Если когда-нибудь будет свободное время, можно опять заняться живописью. И может, даже закончить эту картину . Единственную в студии. Кроме нее и столика, на котором лежала палитра со следами окаменевшей краски, в комнате ничего не было.

– А куда он девал законченные картины? – спросила Кэти.

Дэвид пожал плечами.

Вторая комната оказалась спальней. Аккуратная. Продуманная. Две строгие рубашки висят в узком шкафу рядом с парой брюк и рабочим комбинезоном, заляпанным краской. На комоде флакон «Олд Спайс» 70-х годов. В ящиках только пара старых трусов и дохлая мышь. Низкая кровать накрыта тремя слоями простыней, когда-то бежевых, а теперь серых. Спинка изголовья снята, как догадался Дэвид, полицией Акрона.

Он подошел к постели и уткнулся лицом в подушки. Помолчал, мрачно кивнул:

– Она была здесь. Пахнет ее духами.

В груди защемило. Он громко вздохнул и собрался с силами, насколько мог. Не смог – по щеке покатилась слеза.

– Извини.

– Не извиняйся, Дэвид.

– Я правда думал… не знаю. Иисусе, похоже, плохи мои дела.

– Ты не делал этого, – сказала она.

– Не имеет значения. Невиновных приговаривают сплошь и рядом. А виновные выходят на свободу.

– Тримбл получил свое.

– Разве?

Старик с Примроуз-лейн хранил свои сокровища в подвале.

Бетонный пол вздулся и потрескался, как будто после землетрясения. Но было сухо, и плесенью не пахло.

– С этим полом надо будет разобраться, если когда-нибудь решу продать дом, – сказал он.

– Может, проще снять его и положить новый, – сказала Кэти. – Знаю парня, который даст тебе приличную скидку на пиломатериалы.

– Ха-ха.

Подвал был набит всевозможными необходимыми в хозяйстве прошлого века предметами: бак для кипячения, печь, ящик с углем, умывальник. По всему помещению стояли, прислонившись к дубовым опорам, с полдюжины закутанных в простыни прямоугольных предметов. Сомнений быть не могло – это картины. Торжественным жестом фокусника Дэвид стянул простыню с ближайшей. Он ожидал увидеть пейзаж. Если очень повезет – автопортрет. Вместо этого…

– О черт, – сказала Кэти.

На картине была девочка, на вид лет десяти. Круглое веснушчатое лицо и рыжие, коротко подстриженные волосы. Она каталась на карусели «Крутящийся дервиш» – Дэвид сразу ее вспомнил, такая была в парке Седар-Пойнт в часе езды от Кливленда. Подростком он сам бывал там много раз. Белое платье девочки развевалось на ветру, в глазах светилась радость детства.

– Это ведь ты, да?

Поморщившись, Кэти кивнула:

– Гребаный урод.

– Картина прекрасная.

– Ага. От этого еще страшнее.

– Взгляни. – Дэвид указал на нижний правый угол.

Картина называлась просто: «Кэти».

– Думаю, ты будешь на всех этих картинах, – сказал он. – Хочешь дальше смотреть?

– Еще бы. Прямо не терпится узнать, не нарисовал ли он меня, сидя под окном моей спальни, когда мне было шестнадцать. А то у меня давно ночных кошмаров не было.

Но Кэти была только на одной картине. На следующей они увидели двух девочек-близняшек. Держась за руки, они шли по дорожке, в свободной руке у каждой – стакан с лимонадом. Картина называлась «Элейн и Элизабет».

– А вот это уже мой ночной кошмар, – сказал Дэвид.

Теперь можно было не гадать. Исчезновение Элейн неким образом связано с Кэти. Старик с Примроуз-лейн знал это прежде других. Как? Как мог этот затворник найти связь, которая ускользала от детективов не один десяток лет? И вообще, зачем это было ему?

– На самом деле твой кошмар – вот тут, – сказала Кэти.

Она стояла у другого полотна. Это был портрет молодого человека. Он стоял на парковке, в руках у него была свеча. Дэвид на вахте в Кентском университете.

– Что за херня, Кэти?

Голова у Дэвида шла кругом. Он пытался понять, что все это значит, и не мог. Смысла не было. Однако, увидев себя среди этих портретов, он не удивился. Почему бы и нет? В конце концов, он – тоже одно из связующих звеньев между Элейн и Кэти.

– Дэвид, я думаю… Я узнала. Я… я думаю, я была там.

– Да, думаю, была. Очевидно, как и Старик с улицы Прим-роуз.

Он не хотел говорить о том, как заново прожил это воспоминание во время ломки. Пусть будет, как будет.

Следующая картина выглядела как афиша фильма о Грязном Гарри. Полицейский стоит перед старомодным патрульным «крузером», наставив пистолет на зрителя. Кто-то сидит в машине, но неясно, просто пассажир или арестованный. Машина стоит на мосту. А вокруг ночь, освещаемая только светом фар. В кого целится коп? Но в кого бы он ни целился, хорошо, что его не видно, – Дэвид не мог понять почему, но эта картина пугала его сильнее, чем все предыдущие. Название: «Происшествие на Твайтвироуд».

– Где эта Твайтви-роуд? – спросила Кэти.

– Не знаю. Но лицо у копа безумное.

Осталось только два полотна. Кэти подошла к тому, что стояло дальше, и сдернула простыню. Картина называлась «Танмэй». На ней был средних лет мужчина, похоже индиец, в белом медицинском халате. Скрестив руки на груди и улыбаясь, он стоял на фоне причудливого, словно бы плавящегося здания из стекла и металла – архитектурная достопримечательность, знакомая всякому, кто жил когда-либо на северо-востоке Огайо.

– Университет Кейс-Вестерн, – сказал Дэвид.

– Этого нетрудно найти. – Кэти указала на беджик на халате: «Доктор Танмэй Гупта, профессор энтомологии». – Что такое энтомология?

– Наука о насекомых, – сказал Дэвид. И собрался с духом. – Хочешь обменять все эти призы на номер шесть, что за занавесом?