Уильям Ходжсон - Карнакки – охотник за привидениями (сборник) [litres]

Замерев в дверях, мы смотрели, как со всех сторон к нему во все возрастающем количестве сбегались китайцы, возникавшие, прямо сказать, ниоткуда. Огромный китаец, однако, находился ближе всех остальных к Джонсону и бежал за ним с мрачным упорством, нелепым образом низко пригнув огромную голову.

В полдюжины быстрых шагов Джонсон преодолел рельсы и повернул прямо к воде. «Бррп! Бррп!» – вдруг глухо застучал мотор гоночной шлюпки посреди звуков собирающейся толпы. Огромный китаец взмахнул правой рукой, и я увидел, как блеснуло длинное лезвие. Не замедляя бега, он бросил свое оружие, и я не мог не вскрикнуть, хотя, конечно же, никто не мог услышать мой голос посреди поднявшегося гвалта.

– Промазал! – выкрикнул я, ибо огромный нож пролетел плашмя над самым плечом Джонсона, промахнувшись всего на дюйм-другой. Рослый преследователь, по всей видимости, понял, каким образом бегун намеревается уйти от него. Одновременно с ним сообразили это и его компаньоны, так как на улице затрещали револьверные выстрелы, однако, когда обе стороны бегут, попасть в цель достаточно сложно.

Тут Джонсон оказался на краю причала.

– Ушел! – закричал я снова, увидев, как он прыгает вниз. – Молодец, Джонсон! Добрый парень!

– Думается мне, Миггет, что тысячи долларов за это представление будет маловато, – сказал я китайцу.

Поднялась пальба, у воды собиралась растущая толпа, а по всей улице уже раздавался топот бегущих ног: сотни американских граждан уже стремились установить место нахождения такого большого количества пороха и шума.

Мимо бойко промчался полисмен (судя по внешности – рослый ирландец), в белом шлеме и великолепном летнем мундире. Я увидел, как он начал ретиво оделять ударами своей дубинки головы и плечи (в основном головы) заинтересованных происходящим и совсем ни в чем не повинных граждан, которые, тем не менее, воспринимали подобные знаки внимания как нечто вполне естественное.

Пальба у воды не умолкала, но шлюпка, насколько я мог видеть, уже вылетела на просторы бухты и находилась в полумиле или даже более от причала.

В конце улицы грохотали конские копыта, взвод конной полиции как раз огибал угол. Они проскакали мимо лавки – в основном рослые ирландцы, уже веселые и в приятном ожидании державшие оружие на изготовку.

– Сколько шума, Хуал Миггет, – проговорил я, – и все из-за единственной китайской косички!

Толпа возле воды уже исчезала, что там, таяла на глазах, ибо здешняя конная полиция славилась своим дружелюбием и немалой эффективностью. В конце концов, пуля, выпущенная с улыбкой… как бы в шутку, если так можно сказать, столь же смертоносна, как отправленная в цель при более серьезном расположении духа.

Поглядев на Хуала Миггета, я попытался догадаться, о чем он думал в это мгновение: возможно, в равной мере о вызвавшем всю катавасию желтом божке и о вялой и неприветливой «даме», находившейся рядом со мной.

– На мой взгляд, пора уходить… пока не улеглась сумятица, – сказал я. – Пойдемте, милая девушка.

И мы вышли из лавки в приятном отсутствии посторонних глаз, и через какие-то две ничем не примечательные минуты оказались на борту моего корабля.

1 ноября

Сегодня вечером мы отплываем, и я отправился на противоположную сторону улицы навестить Хуала Миггета. С моей точки зрения, я заслуживал достойной награды, и питал неподдельный интерес к изваянию козлобога. Но сколь низменны эти полукровки!

Я нашел Миггета в мрачном настроении, однако не стал жалеть его.

– Сколько просишь за него? – спросил я, похлопав козлобога по могучему бронзовому плечу.

– Тыщу долларов, брат кэп, – ответил он.

– Тысячу центов, – ответил я, поворачиваясь к двери.

– Восемь сотен долларов, брат кэп, – предложил он. – Я с радостью потеряю много долларов из благодарности к тебе, за твою великую доброту, брат кэп.

– Я не хочу, чтобы ты терял, – сказал я. – И оставим все разговоры о том, что я сделал или не сделал. Ты не в состоянии заплатить мне, даже если я позволю тебе. Я дам тебе твою тысячу долларов только потому, что хочу этого, и не позволю, чтобы ты хлопал себя по своей траченной молью тощей заднице, и думал, что оказал мне любезность. Эта штуковина стоит не больше пяти или шести сотен. Вот деньги. Да, напиши расписку, иначе в следующий раз будешь клясться, что я не заплатил тебе, и не надо никаких слов. Меня уже тошнит от тебя!

Он попытался извиниться, но я просто протянул деньги и дождался расписки. А потом, не падая к нему на шею и не прощаясь, вышел из лавки, взяв под мышку старинного бронзового козла.

«Во всяком случае, – подумал я, – останется памятка об этом небольшом приключении».

Спустившись в свою каюту и заперев дверь, я открыл потайное отверстие в основании фигуры божка, а потом аккуратно и ласково извлек из полого нутра янтарного идола Куха, которого взял из футляра мумии и спрятал внутри козлобога в то самое время, пока Хуал Миггет ходил за одеждой для своего сына.

Я не без удовольствия размышляю о том, что мог подумать этот низменный полукровка, обнаружив исчезновение своего желтого бога. Возможно, суеверие, не смягчаемое более лекарством алчности, помогло ему придумать какое-нибудь немыслимое и фантастическое объяснение. В любом случае у него не было особых оснований возлагать вину на меня – после великолепной басни о косичке президента. Его вчерашняя и сегодняшняя угрюмость кажутся мне вполне понятными: кража янтарного божка не оправдала затраченного времени и труда, не говоря уже о том, что не принесла дохода.

Я же, рассматривая изумительный образчик воплощенной в янтаре свирепости, не могу не ощущать огромного удовлетворения своими действиями в этой истории. Хуал Миггет заслужил наказание за недостойное поведение. А кроме того, как и Хуал Миггет, я тоже знаю коллекционера, который охотно заплатит внушительную сумму за маленькое желтое чудище.

Пароход «Калипсо», 10 августа

Мы причалили сегодня утром, и таможня постаралась задать нам перцу, однако ничего найти им не удалось.

– Однажды мы все-таки застукаем вас, капитан Голт, – сказал мне главный среди досматривавших корабль таможенников. – Мы обыскали все ваше судно, однако я недоволен. Мы располагаем самой достоверной информацией, однако, признаюсь, что нахожусь в полном недоумении относительно того, где вы спрятали зелье.

– Незачем крестить пса сквернавцем, а затем, добавляя несправедливость к облыжному обвинению, пытаться его повесить, – ответил я. – Как вам известно, я еще ни разу не попадался на провозе контрабанды.

Начальник смотровой бригады расхохотался.

– Не вешайте мне лапшу на уши, капитан, – проговорил он. – Принимайте как должное! Возьмем только последнее ваше достижение, аферу с голубями, на которой вы заработали дважды, как на курочках, так и на алмазах… не будем забывать и о прочих ваших дьявольских штучках. Наглости вам всегда хватало! Полагаю, что вы уже давно заработали на то, чтобы уйти от дел.