Ричард Матесон - Нажмите кнопку [сборник, litres]

– А у тебя что новенького? – поинтересовался он у Гарри Балларда.

– Мы красим наш боулинг. Ну, знаешь, перекрашиваем.

– Прямо так и красите? – спросил Фред. – Когда рисовать цветным воском было затруднительно, греческие и римские художники использовали темперу, то есть краски, наносимые на древесину или сырую штукатурку посредством…

Он замолчал. Над стойкой бара повисла изумленная тишина.

– Чего? – переспросил Гарри Баллард.

Фред нервно сглотнул.

– Нет, ничего, – торопливо сказал он. – Я просто… – Он опустил глаза в кружку с пивом и повторил: – Ничего.

Баллард поглядел на Пикока, тот пожал плечами.

– Лу, как поживают твои оранжерейные цветы? – решил сменить тему Фред.

– Прекрасно. – Низкорослый садовод кивнул. – Просто прекрасно.

– Вот и хорошо, – кивнул в ответ Фред. – Vi sono pui di cinquante bastimenti in porto [33] В порту больше пятидесяти кораблей (ит.). (Примеч. перев.) .

Он прикусил язык и зажмурился.

– Как ты сказал? – Лу оттопырил ухо, чтобы лучше слышать.

Фред торопливо отхлебнул пива и закашлялся.

– Ничего, – снова сказал он.

– Нет, что ты там ляпнул? – настаивал Гарри, судя по улыбке рассчитывающий услышать веселую шутку.

– Я… я сказал, что в гавани больше пятидесяти судов, – угрюмо объяснил Фред.

Улыбка исчезла с широкого лица Гарри, теперь он смотрел на приятеля с недоумением.

– Какая еще гавань?

– Я… это просто шутка, – как можно непринужденней ответил Фред. – Я слышал ее сегодня утром, но забыл, чем все кончается.

– Ага. – Гарри вернулся к своему пиву. – Ясно.

Какое-то время они молчали. Затем Лу спросил Фреда:

– Ты закончил на сегодня?

– Нет, нужно еще убрать кабинет математики.

– Жалко, – кивнув, ответил Лу.

Фред смахнул пену с усов.

– Вот скажите, – решился наконец он, – что бы вы подумали, если бы однажды проснулись и заговорили по-французски?

– А что, кто-то заговорил? – покосился на него Гарри.

– Нет, никто, – поспешил откреститься Фред. – Просто… я хотел сказать, предположим. Предположим, что кто-то… ну хорошо, кто-то вдруг понял, что знает такие вещи, которых раньше не знал. Понимаете, о чем я? Просто знает, и все. Как будто знал с самого начала и это всегда сидело в его голове.

– Какие вещи, Фред? – спросил Лу.

– Ну… историю, всякие языки… О разных книгах и живописи, об атомах и… элементах. – Он пожал плечами так резко, будто его передернуло. – Что-то вроде этого.

– Чего-то я тебя не пойму, приятель, – сказал Гарри, потеряв надежду услышать что-нибудь смешное.

– Ты хочешь сказать, он знает то, чему не учился? – спросил Лу. – Так?

В голосах у обоих слышалось что-то странное – сомнение, настороженность, сдержанность, словно они боялись изменить своим убеждениям.

– Я просто предположил, – отмахнулся Фред. – Ладно, забудьте. Не стоит об этом говорить.

В тот вечер он выпил только одну кружку и ушел рано, сославшись на то, что должен еще убрать кабинет математики. И все время, пока Фред в молчании орудовал шваброй и тряпкой, он пытался понять, что же с ним происходит.

Когда он холодным вечером вернулся домой, Ева поджидала его на кухне:

– Хочешь кофе?

– Не откажусь, – кивнул он, но как только она поднялась со стула, у него вырвалось: – No, s’accomadi, la prego [34] Нет, сядь, пожалуйста, я прошу (ит.). (Примеч. перев.) .

Ева с хмурым видом уставилась на него.

– Я хотел сказать, – перевел он, – сиди, Ева, я сам приготовлю.

Пока они пили кофе, он рассказывал о своих переживаниях.

– Это выше моего понимания, – признался он. – Это… страшно в каком-то смысле. Я знаю много всего, чего раньше не знал. Понятия не имею, откуда это приходит. Ни малейшего представления. – Он плотно сжал губы. – Но я знаю все это. Определенно знаю.

– Значит… Теперь не только французский? – спросила она.

Фред озабоченно кивнул:

– Намного больше. Например… – Он поднял глаза от чашки. – Вот, послушай. Основной прогресс в получении быстрых частиц был достигнут при использовании сравнительно низкого напряжения и циклического ускорения. В большинстве установок заряженные частицы движутся по круговой или спиральной орбите под действием… Ева, ты слушаешь?

Она судорожно сглотнула:

– Да, слушаю.

– Под действием магнитного поля. Ускорение происходит различными способами. В так называемом бетатроне Керста и Сербера…

– Фред, что это означает? – перебила его она.

– Не знаю, – беспомощно ответил он. – Это… просто слова в голове. Когда я что-то говорю на иностранном языке, я знаю, что это значит, а тут…

Ева вздрогнула и обхватила себя за плечи.

– Такого не должно быть, – заявила она.

Он хмуро посмотрел на нее:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Не знаю, – тихо ответила она и покачала головой. – Просто не знаю.

Она проснулась около полуночи и прислушалась к его сонному бормотанию:

– Натуральные логарифмы целых чисел от десяти до двухсот. Первый ряд. Ноль – два, точка, три, ноль, два, шесть. Один – два, точка, три, девять, семь, девять. Два – два, точка…

– Спи, Фред, – недовольно нахмурившись, сказала она.

– …четыре, восемь, четыре, девять.

Она подтолкнула его локтем:

– Фред, спи.

– Три – два, точка…

– Фред!

– А? – простонал он и перевернулся на другой бок.

В темноте Ева услышала, как он взбивает подушку тяжелыми со сна руками.

– Фред? – тихо позвала она.

Он замер:

– Что?

– Думаю, утром тебе нужно будет сходить к доктору Буну.

Он сделал долгий вдох и так же не торопясь выпустил воздух из легких.

– Я тоже так думаю, – неразборчиво проговорил он.

Когда в пятницу утром Фред открыл дверь в приемную доктора Уильяма Буна, порыв ветра сдул бумаги со стола медсестры.

– Ох, – с извиняющимся видом сказал Фред. – Le chieggo scuse. Non ne val la pena [35] Прошу прощения, я не виноват (ит.). (Примеч. перев.) .

Мисс Агнесс Маккарти уже семь лет работала регистратором у доктора Буна, но ни разу не слышала, чтобы Фред Элдерман произнес хоть слово на иностранном языке.

Поэтому она изумленно уставилась на него:

– Что это вы сейчас сказали?

Губы Фреда нервно дернулись, изображая улыбку.

– Да так, пустяки, мисс.

Она откашлялась и ответила с официальной улыбкой:

– Доктор просит извинить его, что не смог принять вас вчера.

– Ничего страшного, мисс.

– Он освободится минут через десять.

Двадцать минут спустя Фред уже сидел в кабинете Буна. Грузный доктор откинулся на спинку кресла и поинтересовался:

– Приболели, Фред?

Фред объяснил, что с ним случилось.

Сердечная улыбка доктора последовательно превратилась в удивленную, застывшую, напряженную, а потом и вовсе исчезла с лица.

– Это все правда?