Фрэнсис Хардинг - Песня кукушки

— Это лучше, чем прятаться в сером облаке лжи, — сурово заявил мистер Грейс.

— Но вы носите наш серый цвет! — рассмеялся Архитектор. — Вы сами сделали себя птицей нашего полета. И, — он резко сменил интонацию, — я думаю, он вам идет.

Жест Архитектора в сторону мистера Грейса был таким незаметным, таким небрежным, словно он выбросил сигаретный окурок. Но у портного перехватило дыхание, будто его ударили кулаком, и он сложился вдвое. Перья его пальто бешено затрепетали, по ним спиралями побежала рябь, словно ветер колыхал пшеничное поле. Он закашлялся, при каждом выдохе выбрасывая из легких крошечные перышки цвета пыли.

Темные волосы стали выпадать, обнажая сероватый скальп. Голова задергалась — быстро, по-птичьи. Из воротника, рукавов и брючин стремительно пробивались пепельные и светло-серые перья. Потом его голова начала уменьшаться до размеров кокосового ореха, яблока, яйца…

— Трисс! — прошипела Триста, видя, что превращение отвлекло ее двойника. — Иди сюда! Быстро!

Она открыла дверь шире, и Трисс бросилась к ней. Оказавшись на ветру, она раскрыла рот от удивления при виде стремительной реки под ними. Триста выхватила пальто, туфли и шляпу из ее послушных рук и быстро оделась.

— Что нам теперь делать? — спросила Трисс. — Куда мы пойдем?

Сердце Тристы билось в горле, пока она осматривалась в поисках вдохновения. Архитектор может заметить отсутствие девочки в любой момент.

— Я покажу, — резко сказала она. — Иди сюда, встань рядом со мной.

Она оттащила Трисс от двери к краю площадки.

— Что такое? — спросила Трисс, ее глаза слезились. — Куда смотреть?

Трамвай начал поворачивать к берегу, справа приближался черный край Новых Доков.

— Извини, — прошептала Триста и, когда трамвай достиг мелководья, изо всех сил толкнула свое второе «я» в спину.

Пойманная врасплох, Трисс упала. Рев ветра поглотил ее изумленный вскрик и последовавший за ним вскоре мягкий всплеск.

«Она умеет плавать, — сказала себе Триста, наклоняясь и отчаянно всматриваясь в воду в поисках признаков жизни. — Я знаю, что умеет. Я помню, как меня учили плавать. И я столкнула ее там, где мелко…»

Да, вот оно: брызги пены, маленькая головка и отчаянно хлопающие белые руки недалеко от причала. Триста закрыла глаза, почувствовав облегчение.

Вдруг на ее плечо легла широкая ладонь, решительно оттаскивая ее от края площадки.

— Что, черт возьми, ты замышляешь? — злобно спросил Архитектор. — Ты хочешь прыгнуть в реку? В таком состоянии? Или, может быть, ты собиралась позвать на помощь?

Триста ничего не ответила и лишь склонила голову, когда он вел ее обратно в салон и усаживал на зеленое бархатное сиденье. Она сложила руки на коленях, как это делала Трисс.

Что-то металось внутри салона, ударяясь о лампы, словно мотылек. Это была птица, крупная, но когда она начала линять, то уменьшилась в размерах.

— Ж-ж-ж-ж-ж! — пыталась она что-то сказать, ударяясь о стены и стекла. Ее крошечное личико обезумело от ненависти. В дальней части трамвая горкой валялась одежда мистера Грейса. Других признаков портного не было.

— Ты только взгляни на себя. Волосы мокрые, — заметил Архитектор, садясь рядом с Тристой. — Вы можете умереть раньше времени, мисс Кресчент.

Сердце Тристы дико колотилось в грудной клетке, в точности как птица, в которую превратился мистер Грейс.

«Я не могла прыгнуть вместе с Трисс. Не могла. Он бы заметил, что она пропала, и начал бы ее искать. Кроме того, мне нужно заполучить часы».

Хотя Триста изо всех сил старалась не поднимать голову, время от времени она осмеливалась бросить взгляд в окно. Мимо проносился Элчестер в своих белых одеяниях. Пролетали освещенные окна, хрупкие и крошечные, как мотыльки.

Затем трамвай нырнул вниз. Он коснулся земли, содрогнувшись, и Триста уловила новые звуки. Ровный металлический скрип, переходящий на визг каждый раз, когда они заворачивали за угол, и удары, напоминающие стук сердца.

Увидев знак железнодорожного переезда, Триста поняла, что трамвай, должно быть, едет по недостроенным путям, ведущим к новому вокзалу. Вид теперь закрывали леса, доски, шаткие заборы. Триста почувствовала, как трамвай замедляет ход и останавливается.

— Вам совсем не понравилась поездка, мисс Кресчент? — Архитектор потянулся и похлопал ее по руке. — Не беспокойтесь, это ваше последнее путешествие.

Затем он схватил ее запястье, так что у Тристы заломило пальцы. Она не сопротивлялась, когда он поднял ее на ноги и повел к выходу из салона. Спускаясь на землю, сквозь вуаль волос она не сводила взгляда с запястья Архитектора. Под накрахмаленной манжетой выступало нечто, что вполне могло быть армейскими часами.

Перед ней возвышался вокзал, его покрытые снегом очертания слабо мерцали в темноте. Форма была незавершенной, верхушку еще не поставили на место. Строение выглядело слишком мощным для окружавших его деревянных лесов. Разглядывая его, Триста не могла взять в толк, почему никто в Элчестере не понял, что в самом его сердце строят огромную призрачную могилу.

Остальные запредельники рекой текли из вагонов и опускались с неба, взметая клубы снега. Не тратя времени, одни устремились внутрь пирамиды, другие, не обращая внимания на очевидные арки и входы, взбирались, прыгали и взлетали по покатым бокам.

Архитектор торжественно подвел Тристу к подножию пирамиды, и, когда они приблизились, стая серых птиц сгрудилась перед ними, образовав своими телами несколько грубых неустойчивых ступеней. Архитектор невозмутимо начал подниматься по этой лестнице, ведя Тристу. Она чувствовала, как птицы корчатся и вскрикивают под ее весом. Как только они миновали очередную ступеньку, она рассыпалась, и птицы взлетали выше, чтобы сформировать новую для поднятой ноги Архитектора.

Так по ступеням из птичьих спин они забрались на верх пирамиды и оказались у зияющего квадратного отверстия. Секундная пауза, и Архитектор опрокинулся вперед, в темноту, потащив Тристу за собой. Головокружительное падение — и миг, когда мир вывернулся наизнанку. Когда в голове у Тристы прояснилось, они вдвоем стояли на полу комнаты, углы которой сердито смотрели друг на друга, словно разъяренные кошки.

Мимо них пронесся поток запредельников, через освещенную фонарем арку они влетали в помещение, где располагался то ли банкетный зал, то ли джаз-клуб. Свечи бросали отблески на хромовые поверхности, дикое ржание переплеталось со звуками саксофона.

— О, это место не для тебя, милочка, — с едва сдерживаемой свирепостью прошептал Архитектор. — Весь этот свет, эти звуки! Подумай о своих мигренях. Нет, тебе нужны тишина и темнота.