Фрэнсис Хардинг - Песня кукушки

Кресченты, конечно же, ничего не сообщили газетам. Репортеры пытались связаться с Вайолет Пэриш, но Пирс заплатил за то, чтобы ее перевели из городской больницы в частную клинику за городом, и ее местонахождение было неизвестно. В конце концов, Кресченты могли себе позволить некоторую осторожность.

Клиника удобно раскинулась на трех холмах, и здесь царила мирная, убаюкивающая атмосфера. Лужайки аккуратные, но не чересчур, маленький садик пронизан лабиринтом бесчисленных тропинок. Яблони сильно пострадали во время диковинного снегопада, многие ветки обломились. Трава была густой и зеленой, но все еще выглядела сырой. Как и ее пациенты, клиника тоже подверглась курсу реабилитации: рабочие чинили поврежденную крышу и водосточные трубы, разорвавшиеся от мороза.

Всем, кто знал Вайолет, было очевидно, что она страдает от нетерпения и скуки больше, чем от ушиба ноги. Она постоянно интересовалась, когда же все будет в порядке, и дежурные медсестры быстро поняли, что вопрос касается не шины на ее ноге, а мотоцикла. Вайолет повезло, она отделалась растяжением связок и синяками вместо переломов.

— Я просто спрыгнула, — с полубезумной улыбкой объясняла она всем, кто спрашивал, что стряслось.

Она отказалась верить, что есть хоть одна серьезная причина для шины («Они просто боятся, что я начну гоняться за санитарами») или для запрета курения («Без сигарет я задыхаюсь»). Весь персонал терпел ее насмешки, но не уступил ни единому требованию. Наконец Вайолет разрешили принимать посетителей. Счастливее всего она была в компании другой пациентки, девочки, которую положили в клинику одновременно с ней с туманным диагнозом «нервы».

Сентябрьским утром эта самая девочка обнаружилась в комнате Вайолет: сидя на подоконнике, она прислушивалась к звону церковных колоколов. Триста очень любила их слушать. Теперь часы ее завораживали: они тикали и показывали время, не пророча ей смерть. Солнце всходило и садилось снова и снова, не отсчитывая последние дни ее жизни. По утрам никто не шептал, сколько ей осталось, и не хихикал над ней.

Колокола замолкли, наступила тишина. Последний мягкий удар сменился молчанием, и Триста отступила внутрь комнаты с легкой печальной улыбкой.

— Ты собираешься делать это каждый час всю оставшуюся жизнь? — поинтересовалась Вайолет. Ее волосы растрепались, и без макияжа лицо блестело. Книги и журналы, которые ей принесли, чтобы развеять скуку, валялись на полу.

— Пока мне не надоело, — слегка растерянно ответила Триста. — Еще мне нравится есть, надо только соблюдать меру. — Потом добавила более смело: — А ты собираешься и дальше перемещаться с места на место, несмотря на то что тебя больше не преследует снежная буря?

Вайолет задумчиво надула щеки и пошевелила пальцами скованной ноги.

— Вероятно, — наконец ответила она. — Привычки умирают с трудом. Но мне нравится, что я могу оставаться на месте столько, сколько хочу, и спать по восемь часов, не становясь причиной конца света. Но… оказывается, я люблю скорость, движение и перемены и без них схожу с ума. В какой-то момент все это стало частью меня. Хотя теперь выбор за мной. Я могу просто поехать куда-то, а не убегать от прошлого, от которого невозможно убежать. — Вайолет внимательно посмотрела на Тристу прищуренными глазами. — Я… видела его той ночью, — тихо произнесла она. — Той ночью, когда шел снег.

Триста не стала уточнять, кого именно, что-то восклицать или расспрашивать. Она молча подошла и села рядом с кроватью Вайолет.

— В больнице был ледяной холод, и у сестер не хватало одеял, чтобы укрыть нас всех. А потом все окна резко распахнулись, и в палаты ворвалась снежная буря. Не просто порывы ветра, а настоящая метель, такая сильная, словно мы находились снаружи. Мне казалось, в мире осталась только зима, в центре которой я и моя кровать. Потом я увидела, что ко мне сквозь снег идет человек. И это был… — Вайолет умолкла и тихо рассмеялась.

Повисла долгая пауза, и Триста поняла, что рассказ окончен.

— И… он… был счастлив? — У нее родился только этот вопрос.

Вайолет кивнула едва заметно, и намек на смущенную улыбку на ее губах сделал ее моложе.

— Он сказал, ему нравится моя короткая стрижка, — тихо произнесла она.

— Я думала насчет часов. — Триста закусила губу, потом заставила себя расслабиться. Эта манера вызывала у нее странное чувство, ведь ту же самую гримаску она увидела у Трисс. — Они были связаны с ним… с помощью пряди волос. Но они были связаны и с тобой, потому что были твои и потому что он хотел, чтобы они были у тебя. Это значит, они до сих пор с тобой связаны. Я остановила течение времени для себя, но есть вероятность, что я сделала то же самое для тебя. Я… не знаю, что это значит.

Вайолет поразмыслила над ее словами, нахмурив брови и сложив руки за головой, потом пожала плечами.

— Что ж, это не мешает мне выздоравливать. Похоже, в любом случае у нас есть время подумать об этом. — Она ухмыльнулась. — И потенциальное бессмертие — не самая худшая проблема из тех, с которыми мы недавно столкнулись, не так ли?

Раздался стук в дверь.

— Мисс Пэриш? — В палату заглянула медсестра. — Посетители, которых вы ожидали, они здесь.

При появлении семьи Кресчентов Триста поймала себя на том, что выпрямляется и мысленно готовится отразить нападение. Но ее доспехи рассыпались, когда Пен с раскинутыми руками бросилась к ней через всю комнату.

— Триста!

Триста подхватила ее и покачала туда-сюда, так что все увидели болтающиеся в воздухе ноги Пен, потом сообразила, что проявляет необычную силу для хрупкой одиннадцатилетней девочки. Остальные три члена семьи Кресчент, бледные и неуверенные, ждали у дверей, переступая с ноги на ногу, как будто под полом был вулкан.

Конечно, Пирс первым поборол волнение. Нашел стул, чтобы усадить жену, потом подошел пожать руку Вайолет и поинтересовался, хорошо ли за ней ухаживают.

Пирс говорил и говорил, заполняя возникающие паузы. Его голос звучал уверенно, но Триста прекрасно знала обо всех его сомнениях. Он осторожно подбирал слова, будто идет по берегу со спящими крокодилами. Вайолет слушала его с крокодильей усмешкой, время от времени вставляя скептические замечания.

Триста слушала Пирса вполуха. Она наблюдала за Кресчентами в поисках знаков и намеков. Их маленький семейный пазл рассыпался, кусочки пережили странные приключения и приобрели новую, неожиданную форму. И все равно они были тут, классическая семья, как на фотографии в газете: мать чинно сидит в центре, дети расставлены по обе стороны от нее, а отец уверенным жестом держит руку на спинке стула жены. Сложился ли пазл, как раньше, приняли ли кусочки прежнюю форму, чтобы образовать старую картинку? Станут ли они притворяться, будто ничто не произошло? Нет. Она так не думала. Ее взгляд уловил кое-какие перемены.