Томас Олд Хьювелт - Сглаз

Ей пришлось сыграть роль палача, но у нее не было выбора, верно?

Да и метла оказалась несколько приземленным инструментом…

В общем, смерть Артура Рота не могла стать подношением. Гризельда прекрасно разбиралась в подобных тонкостях и не хотела себе врать. Она действовала исключительно по собственной инициативе. Когда она выколачивала из Артура душу, то освобождалась от Джима и от своего прошлого. Ноющая боль в мышцах, которая и по сей день мешала ей подымать руки выше плеч, стала символом ее новой жизни.

Гризельда села в кресло у окна, наполнила стакан до краев и поднесла его к губам. Сперва ее передернуло от горького привкуса, но затем вино растеклось по пищеводу и согрело ее внутренности.

Гризельда была выносливой, но к выпивке она не привыкла, поэтому после второго стакана у нее слегка закружилась голова, а мысли разлетелись в разные стороны.

Джим работал забойщиком, его нанимали фермеры из Хайленда, которые каждый год приводили ему по теленку и паре ягнят. У него имелась путовая цепь для расщепления туш, а еще ручная мясорубка, чтобы делать баранью колбасу со шпиком. Холодильник, чтобы вялить мясо, коптильня и лоток для ветчины. После смерти мужа она продала его арсенал – и начала закупать продукты у оптовика. Однако временами ей чудилось, что в разделочной воняет кровью, хотя она понимала, что это запах металла и масла от велосипеда Джейдона.

Мясницкая лавка Хольста перестала быть первоклассным заведением, но, по крайней мере, Гризельде удалось сохранить бизнес.

У нее не было навыка в забое скота, как у ее покойного мужа, но она знала, как это делается.

Что ты задумала, Гризельда? Ты намерена ублажить ее парным теленком? Ты хочешь нажить проблем, как твой покойный муженек?

Во-первых, ты не можешь сама сюда теленка привезти. В Блэк Спринг должен приехать инспектор. Он проверит твою лавку, прежде чем ты начнешь нож точить. А затем в лавку притащится лаборант. Неужели ты считаешь, что они напишут в своих дурацких бумагах «жертвоприношение одобрено»?

А если ты попробуешь обойти закон, то потеряешь лицензию.

Но Катерина еще не насытилась! Ведьма не удовлетворена, поэтому Гризельда может запросто лишиться всего, что у нее есть.

А имеет ли все это значение? Может, она струсила? Голос разума твердил Гризельде, что не надо бросать Джима, – и вон что получилось в итоге.

И она не станет делать это в разделочной.

Надо действовать по-другому.

Гризельда принялась методично обдумывать варианты. Пара местных фермеров охотно продадут ей теленка безо всяких документов, а может, и сами будут готовы его забить.

Нет, конкуренты ей не нужны, подумала Гризельда. Она вспомнила шумиху на телевидении, связанную с мусульманами и их обычаем ритуального забоя животных к празднику Рамадан (кажется, так его называют).

Они горло режут овцам и забрызгивают кровью стены мечетей.

Они бы ей наверняка козла продали, мрачно предположила Гризельда.

Но она решила, что скорее прольет собственную кровь, чем станет с ними общаться. Да и Рамадан давно прошел.

Значит, у них нет ни овец, ни коз.

Ты самое главное забыла. Что люди подумают, если увидят, как ты через город теленка на веревке ведешь?

«Гризельда – дурная баба! Что она затеяла?»

Ты всегда пользовалась тем, что тебя жалеют и презирают, но если они заподозрят, что ты якшаешься с ведьмой, то тебя и сделают козлом отпущения.

Не стоит благодарности, презрительно фыркнула Гризельда.

Я им одолжение делаю!

А как быть с проклятыми камерами?

Гризельда встала и вцепилась в спинку кресла. Комната кружилась перед глазами с бешеной скоростью. Спотыкаясь, Гризельда добрела до кухни и наклонилась над раковиной.

Как жарко!

А может, не надо приносить жертву ведьме? Слишком рискованно и опасно.

Неожиданно раздался стук в дверь черного хода.

На мгновение Гризельда замерла у буфета. Ею овладела совершенно безумная мысль. К ней пришла Катерина! Ее глаза открыты, и она стоит у порога, требуя крови. Веки драные – от швов. Она уставится на Гризельду и будет шептать, что та нарушила свой долг…

Завернув кран, Гризельда, шатаясь, поплелась к двери. Онемевшими пальцами откинула старомодную кружевную занавеску и выглянула в окошечко.

В тусклом свете лампы она увидела не Катерину, а Джейдона. Тот прислонился к стене, сунув руки в карманы.

Криво усмехнувшись, Гризельда впустила сына в дом.

– Извини, ключ забыл, – буркнул Джейдон.

– Ты ужасно выглядишь! Что случилось? – спросила Гризельда, глядя на Джейдона.

У парня был огромный синяк и отек на правом глазу.

– Подрался, – ответил Джейдон.

– Подрался? С кем?

– Неважно.

Будто круг замкнулся. Избитый Джейдон.

Мертвый Артур Рот.

Ссора, которая произошла на кухне между Гризельдой и ее сыном.

Кулаки Джима, зависающие над девятилетним мальчишкой.

Ее ребенок вкусил домашнего насилия сполна.

У Гризельды ком подступил к горлу, и в нос ударил кислый запах алкоголя.

– Милый, они тебя поколотили, давай погляжу…

Джейдон отмахнулся прежде, чем она успела к нему прикоснуться.

– Мама, я сам виноват, ясно?

У него сорвался голос.

– Я одну глупость сказал.

– Но это не дает им право так с тобой обращаться!

Джейдон что-то пробормотал, кинул синюю холщовую сумку со своей спортивной формой в угол и ринулся наверх. Хлопнула дверь. Гризельда смущенно смотрела ему вслед. Она не представляла, как ей теперь поступить.

В конце концов она выплеснула остатки вина в раковину и налила себе молока.

Осушив содержимое второго стакана до половины, Гризельда сообразила, что за выражение было на лице у Джейдона.

Мальчик до смерти перепугался.

Гризельда покосилась на синюю сумку – и тут ее осенило.

Спустя сорок минут Гризельда, одетая в теплую куртку, прошла по газону и направилась к машине. Холщовую сумку она закинула на плечо.

Дул сильный пронизывающий ветер, но Гризельда даже не поежилась от холода. Она села в автомобиль и вырулила на дорогу. Ее переполняло странное возбуждение, а то и кураж.

Гризельда поехала по широкой дуге и свернула на первом повороте: машина даже задела бордюр, когда Гризельда покатила по Дип Холлоу Роуд.

Через полтора часа габаритные огни старенького «Доджа» мигнули – Гризельда уже возвращалась домой. Теперь от ее лихого стиля вождения ничего не осталось: она протрезвела, пока гнала машину в темноте.

Прижимая сумку к груди, Гризельда ворвалась в разделочную. Вышла она оттуда уже после полуночи. Холщовая сумка была закрыта на застежку-молнию, но из нее торчал пышный павлиний хвост.

Гризельда спрятала его под куртку.

Она поднесет Катерине самую роскошную жертву, какую только можно уместить в обычной сумке.