Рик Янси - Монстролог. Дневники смерти [сборник]

– Джон сам рассказал мне, где тебя найти, – объяснил монстролог. – Так же, как он пытался рассказать, где искать Мюриэл. Когда Доброджану пришел с новостями, я сразу понял, куда он тебя забрал. Разве ты не помнишь, что он сказал: «Он выставит тебя в Мусорке для чудищ, где всем вам, грязным тварям, и место». – Он открыл глаза, приподнял голову и выглянул через барьер. – Хмм. Они не торопятся. Интересно, хорошо это или плохо. – Он снова лег. – Кстати, они нашли девочку Новакову в грязи на дне, когда осушили подвал.

Я знал, что она была не единственной жертвой, которую нашли в том подвале. Он заметил мое волнение и сказал:

– Ты ничего не мог сделать, Уилл Генри.

Я ответил:

– Это как раз то, что я сделал, сэр. Ничего.

– Бесполезно себя винить. Что, это возродит девочку или изменит будущее? Ты сделал в точности то же самое, что сделал бы я, что сделал бы любой при таких обстоятельствах. Представь, что ты бы взял ребенка и ушел Как много новых жертв пало бы в ту ночь из-за твоего ненужного альтруизма? В жизни часто приходится делать трудный выбор, Уилл Генри, и в монстрологии это приходится делать даже чаще.

Он ждал моего ответа. Он знал, что я соглашусь. Я всегда с ним соглашался. «Если бы в доме случился пожар и я велел тебе залить пламя керосином, ты бы крикнул: «Да, сэр! Да, сэр!» и устроил нам второе пришествие!»

– Я должен был его спасти, – сказал я.

– Спасти? От чего спасти? Ты тогда не имел представления, находился ли Джон в доме.

– Я должен был его спасти, – повторил я.

– Очень хорошо. Предположим на минуту, что спас. И предположим, что ты выяснил, чей он. Теперь ты можешь смело предположить, что он бы не дожил до своего первого дня рождения, потому что шансы не в его пользу, Уилл Генри, – это мрачная реальность гетто. Ты бы спас его от одного чудовища, но предал бы другому, не менее кровожадному.

Я покачал головой.

– Я должен был его спасти, – сказал я в третий раз.

Он покраснел, его глаза загорелись. Наверное, он после моих всегдашних подобострастных ответов оказался не готов к тому, что я стану менее подобострастным!

– Почему? – требовательно спросил он.

– Потому что мог спасти, – ответил я.

Их положили рядом, две любви моего хозяина, в семейное захоронение Чанлеров, потому что отец самого непутевого сына все равно отец. Старший Чанлер не разговаривал с Уортропом, если не считать нескольких угрожающих слов после панихиды у могилы в том смысле, что он собирается разорить его до последнего гроша. Ответ Уортропа: «Это было бы только справедливо, но прошу оставить мне хотя бы мой микроскоп».

На похоронах были фон Хельрунг, а также несколько других монстрологов, включая уцелевших членов охотничьей команды. Доброджану с серьезным видом пожал мне руку и заявил, что доктору повезло с учеником, очень способным и очень храбрым.

Лили тоже пришла. Я не знаю, как она сумела это устроить, но она выскочила из кареты в черном платье и с черной лентой в локонах. Во время службы она сидела рядом со мной и в какой-то момент взяла мою руку в свою. Я не пытался ее высвободить.

– Значит, ты уезжаешь, – сказала она. – У тебя был такой план – уехать, не попрощавшись?

– Я служу доктору, – ответил я. – У меня нет собственных планов.

– Думаю, это самое жалостливое и трагическое, что я когда-либо слышала. Ты будешь обо мне скучать?

– Да.

– Ты просто так говоришь. На самом деле ты не будешь скучать.

– Я буду скучать.

– Ты планируешь поцеловать меня на прощанье? О, извини. Твой доктор планирует, чтобы ты поцеловал меня на прощанье?

Я улыбнулся.

– Я его спрошу.

Она хотела знать, когда мы снова увидимся. Придется ли ей ждать целый год?

– Если только дела доктора не приведут нас сюда раньше, – ответил я.

– Ну, я ничего не могу тебе обещать, Уилл, – сказала она. – Может, я буду слишком занята. Через год я уже буду ходить на свидания и рассчитываю, что мое расписание будет очень плотным. – В ее глазах прыгали веселые искорки. – Вы приедете на следующий конгресс? Или твой доктор покинет Общество из-за того, что он проиграл это маленькое голосование?

Это была правда. Доктор потерпел поражение. Минимальным большинством была принята резолюция фон Хельрунга, звучавшая – по крайней мере, по мнению Уортропа, – как похоронный звон по монстрологии. Он мог остаться солдатом в изгнании, одинокой лодкой разума в море суеверий, но какова была бы награда? Какое слабое утешение он мог бы найти в своих принципах, если то единственное, ради чего он жил, было похищено в течение какого-то часа?

Как я и ожидал, он принял известие с тяжелым сердцем, но его реакция меня просто поразила.

– Я совершил жестокую ошибку, Уилл Генри, – признался доктор накануне нашего отъезда домой. – Но в отличие от твоей ошибки в трущобах, мою можно исправить. Еще не слишком поздно.

Его лицо казалось благостным в жалком осеннем свете, который пробивался через выходящее в парк окно. Он говорил с твердостью человека, для которого его путь ясен и прозрачен.

– Перед смертью Джон задал мне вопрос, на который у меня не было ответа: «Что мы дали?» Должен признать, что я не такой человек, который видит в таком вопросе какой-то смысл. Для меня это была просто часть его бреда. А вот твой отец понимал и заплатил за свой дар самую высокую цену. Понимаешь, Уилл Генри, это не то, что мы даем, а то, что мы хотим дать. Что мы можем дать. Ты оставил того ребенка в коридоре. Дар был в твоих руках, но ты его не отдал. Ты не можешь этого вернуть, так же как твой отец не может вернуть своего дара, сделанного мне. Но я не так безнадежен. У меня еще есть выбор, чтобы ответить на вопрос Джона.

Он придвинулся ко мне.

– Я потерял все. Джона. Мюриэл. Даже свою работу, то единственное, что давало мне утешение во все годы моего одиночества, – я потерял даже это. Ты единственное, что у меня осталось, Уилл Генри, и, боюсь, я тебя тоже потеряю.

– Я никогда вас не оставлю, сэр, – сказал я. И я в это верил. – Никогда.

– Ты не понимаешь. Скажи мне еще раз, почему ты должен был спасти того ребенка в коридоре.

– Потому что мог спасти.

Он кивнул.

– И я тебя спасу, Уилл Генри. Потому что могу. Вот ответ на вопрос Джона.

Тогда я понял. Я отодвинулся на нетвердых ногах. Комната стала кружиться вокруг меня.

– Вы отсылаете меня, – сказал я.

– Ты чуть не погиб, – напомнил он. – Три раза, по моим подсчетам. Если ты останешься со мной, то когда-нибудь удача от тебя отвернется, как она отвернулась от твоего отца. Я не могу этого допустить.

– Нет! – закричал я. Мой голос дрожал от ярости. – Не для этого. Вы меня отсылаете, потому что я его убил!

– Не повышай на меня голос, Уилл Генри, – спокойно предупредил он.

– Вы разозлились и хотите наказать меня за это! За то, что я спас вам жизнь! Я спас вам жизнь! – Я не мог сдержать ярость. – Она была права насчет вас – они оба были правы! Вы страшный человек. Вы всего лишь… Вы полны только собой, и вы ничего не знаете! Вы ничего не знаете… ни о чем!