Дэн Симмонс - Темная игра смерти [Литрес]

– Конечно. – Она взяла ружье и прицелилась в дверь сарая.

– Нет-нет, – остановил ее Сол. – Давай испытаем это на нашей подружке.

Натали повернулась и с жалостью посмотрела на свинью. Та стояла, принюхиваясь, обратив к ней свой пятачок.

– В основе состава лежит кураре, – пояснил Коэн. – Вещь очень дорогая и не столь безопасная, как утверждают зоологи. Вам придется точно рассчитывать необходимое количество на вес тела. На самом деле свинья не лишится сознания. По сути, это не транквилизатор, а скорее специфический токсин, парализующий деятельность нервной системы. Стоит немного недобрать, и ваша мишень, хотя и почувствует некоторую немоту в членах, все же сможет благополучно ускакать. Небольшой перебор – и вместе со способностью совершать произвольные поступки будет подавлен процесс дыхания и сердцебиения.

– А это правильная концентрация? – Натали бросила взгляд на ружье.

– Выяснить можно только одним способом. Этот кусок ветчины весит приблизительно столько, сколько сказал Сол. Пятьдесят кубиков рекомендуется для животных именно такого размера. Давайте попробуем.

Натали обошла загон, чтобы лучше прицелиться. Свинья просунула пятачок сквозь решетку, будто ждала от них угощения.

– Надо целиться в какое-то специальное место? – спросила она.

– Старайтесь не попасть ей в морду и в глаза, – ответил Коэн. – Могут возникнуть проблемы и при попадании в шею, зато любое другое место вполне годится.

Натали подняла пневматический пистолет и выстрелила свинье в бедро. Та подпрыгнула, взвизгнула и бросила на девушку укоризненный взгляд. Через восемь секунд задние ноги у нее подогнулись, она пробежала еще полкруга, волоча часть тела по земле, а потом повалилась на бок, тяжело дыша.

Все трое тут же вошли в загон. Сол приложил ладонь к боку свиньи:

– Сердце колотится как сумасшедшее. Может, раствор слишком концентрированный?

– Вы же хотели быстродействующий, – ответил Коэн. – Чтобы поймать животное, при этом не убивая его.

Сол заглянул в открытые, подернутые пленкой глаза свиньи:

– Она нас видит?

– Да, – кивнул Джек. – Время от времени животное может терять сознание, но в основном органы чувств у него работают нормально. Оно не способно двигаться и издавать звуки, однако будьте уверены, эта ветчина как следует рассматривает нас и запоминает, чтобы потом расплатиться.

Натали похлопала по боку парализованную свинью.

– Ее зовут не ветчина, – тихо промолвила она.

– Да ну? – улыбнулся Коэн. – А как же?

– Хэрод, – ответила Натали. – Энтони Хэрод.

Во время своего полета Джек Коэн думал о Соле Ласки и Натали. Он тревожился о них, не зная, что именно они собираются делать и каковы их возможности. После тридцати лет работы в разведке он знал, что любители в конце операции неизбежно оказываются в списке погибших. Коэн попытался утешить себя тем, что это не будет операцией в прямом смысле слова, и задумался, чем же тогда это будет?

Он чувствовал, что Сол очень обеспокоен и поглощен предстоящей задачей, что для него имела большое значение полученная информация о Баренте и об остальных членах Клуба Островитян. Джек размышлял, все ли меры предосторожности принял во время компьютерных поисков. Был ли он достаточно предусмотрителен, когда ездил в Чарлстон и в Лос-Анджелес? Конечно, Коэн заверил психиатра, что занимается этой работой с сороковых годов, но по мере приближения к Вашингтону он ощущал все большее беспокойство и чувство вины, которые у него всегда были связаны с участием гражданских лиц в военных операциях. В сотый раз он уговаривал себя, что инициатива исходила не от него. «Может, это не я пользуюсь ими, а они мной?» – вопрошал себя Коэн.

Он был абсолютно уверен, что племянника Сола Ласки и Леви Коула убили люди из контрразведки ФБР. Однако убийство всей семьи Арона Эшколя продолжало оставаться для него немыслимым и необъяснимым. Коэн знал, что ЦРУ могло вляпаться в подобную ситуацию, утратив контроль за своими контрактными исполнителями, – однажды он сам участвовал в такой операции в Иордании, которая обернулась гибелью трех гражданских лиц, – но он никогда не слышал, чтобы так опрометчиво действовало ФБР. Однако когда Ласки указал ему на связь между Чарльзом Колбеном и миллионером Барентом, это стало для него совершенно очевидным. Сам Коэн занимался сбором мельчайших улик, относящихся к убийству Леви Коула. Леви был протеже Коэна, блестящим молодым оперативником, временно назначенным в отдел связей и шифровок для получения необходимого опыта, но готовили его для гораздо более серьезных задач. Леви обладал редчайшими и необходимыми для агента качествами. Успех сопутствовал ему. Он был наделен интуитивной осторожностью и в то же время обожал азарт чистой игры, когда противники, которым, возможно, никогда не суждено встретиться и узнать истинные имена или звания друг друга, вступают в изощренное состязание интересов.

У Коэна была собственная теория насчет того, почему ФБР так быстро деградировало. Он полагал, что, возможно, ненамеренное вмешательство Арона и Леви каким-то образом вывело Колбена на след проводящейся уже восьмой год операции «Иона» по внедрению израильских «кротов» в американские контрразведывательные агентства. В триумфальной эйфории, последовавшей за Шестидневной войной, в Тель-Авиве созрел план подключиться к основным каналам американской разведки, сажая платных информаторов на ключевые позиции. С помощью конкурирующих групп Моссад проанализировал и выяснил, какие именно информационные каналы ФБР самые важные. Кроме того, приводились доводы о необходимости захвата основных источников сведений ФБР по внутренним делам Соединенных Штатов – особенно досье на крупных политических лидеров, которые Бюро собирало в собственных интересах начиная с эпохи Дж. Эдгара Гувера. Эти досье могли бы оказаться бесценным рычагом в урегулировании будущих кризисов, когда Израилю потребовалась бы помощь конгресса США.

Тогда эту операцию сочли слишком рискованной, но так продолжалось лишь до ужаснувшей всех войны Судного дня, которая показала перестраховщикам в Тель-Авиве, что сохранение Израиля возможно лишь при получении доступа к такой совершенной и всеобъемлющей разведке, какой владеет только Америка. Операция по внедрению своих агентов началась одновременно с назначением Джека Коэна на пост главы отделения Моссада в Вашингтоне в 1974 году. Теперь эта операция под кодовым названием «Иона» оказалась тем самым китом, который поглотил Моссад. На этот проект было потрачено неимоверное количество денег и времени: сначала для того, чтобы расширить операцию, а затем – чтобы обеспечить ее необходимым прикрытием. Израильские политики жили в постоянном страхе, что американцы раскроют «Иону» в тот самый момент, когда поддержка Соединенных Штатов окажется для страны решающей. Бо́льшая часть сведений, поступавших из Вашингтона, не могла быть использована уже по той причине, что это обнаружило бы существование подобной операции. Коэну казалось, что Моссад начинал действовать как классический любовник, страшащийся того дня, когда его измена будет раскрыта, и так страдающий от усталости и угрызений совести, что сам страстно желает разоблачения.