Роман Дремичев - Тайна грязных трущоб [СИ]

…Зовут меня Джонатан Эрис, я врач, работаю в одном из центральных отделений клиники «Фэллия» в Таннере, провинциальном городке на юге Англии. На этом поприще я уже тружусь более 40 лет. Моим пациентам не за что корить меня, ибо в моем кабинете на Остин-роуд бывали не только богатые и обеспеченные люди города, но и более бедные пациенты, у которых не то что за прием, даже на ужин не хватало денег. Я работаю со всеми и никому не отказываю в помощи.

За свою достаточно долгую жизнь, я был невольным свидетелем, а иногда и участником удивительных событий — как печальных, так и жизнерадостных, а порой и кровавых.

Одно из них произошло с моим дорогим и горячо любимым другом, с которым меня связывала тесная дружба много лет, с того самого момента, как мы познакомились в Порт-Саиде в тайном клубе любителей азартных игр. Он скрывался от преследователей, мечтавших убить его, уж не знаю за какие грехи, а я помог ему решить эту проблему и с тех пор мы были неразлучны. Почти, как братья.

Очень тяжело я пережил его смерть. Словно яркое солнце зашло в мире моем, и уже не было той бесшабашности и азарта юности, и груз прожитых лет склонил меня к земле.

Это было так. Хмурым весенним днем я, как обычно, пришел в свой кабинет, переоделся и, уже было, приступил к ведению приема, как моя помощница Валлери сообщила мне самую страшную весть — мой друг погиб. Несчастный случай на улице — повозка извозчика, запряженная двойкой черных коней, сбила его недалеко от площади Цветов, переломав обе ноги. Верные люди смогли принести его домой, но было уже поздно — жуткая боль смогла победить уставшее старческое сердце. Руки мои опустились, я несколько долгих минут просидел неподвижно, находясь в шоковом состоянии. Но мне ничего не оставалось, как смириться с судьбой.

Закрыв кабинет, я отпустил персонал по домам и, сказав, что сегодня меня не ждать, уехал.

Мой друг жил на самой окраине города, его дом стоял в окружении маленьких ухоженных домишек по улице Сан-Март. Остановив извозчика, я отправился по адресу. В доме было уже много народа. Знакомые и родственники покойного встретили меня на крыльце, женщины не сдерживали слез, мужчины же были сурово сдержаны. Одна из дочерей проводила меня в комнату, где лежало тело. Окна были занавешены толстыми не пропускающими свет шторами, на полу лежал старинный ворсовый ковер. У кровати на тумбочке из темного дерева горела свеча.

Мой друг обрел покой на заправленной красным покрывалом кровати, среди подушек, укутанный одеялом. Видимо его никто не трогал, и священник был еще в пути. В полумраке комнаты, освещенной лишь тусклым светом чадящей свечи казалось будто бы он спит.

Мне было очень больно смотреть на него. Старческие морщины стали четче, избороздив его неподвижное лицо. Щеки впали, нос заострился, тонкие бескровные губы плотно сжаты. Бледное высохшее лицо поражало своей отрешенностью от всего, что было в этом мире и больше всего напоминало восковую маску.

Невольно слезы заволокли мне глаза. Я еле сдерживался, чтобы не зарыдать. В порыве набежавших чувств я бросился к кровати, упал на колени и сжал его холодную руку. Слова молитвы наполнили мое сознание. Не помню, сколько я так простоял, но вдруг случайно я ощутил пальцами прикосновение чего легкого, но плотного. Подняв глаза, я обнаружил в руке старика клочок бумаги. Видимо на него так никто и не обратил внимания в темноте. Я осторожно разжал хрупкие пальцы, освобождая последнее послание умершего этому миру перед кончиной, машинально сложил и положил в карман пиджака. Потом еще раз простился, встал и покинул этот дом, уже навсегда. Больше никогда мне не бывать здесь…

Где я бродил до самого вечера уже мне не вспомнить. Мысли мои были далеко от Таннера, его жителей, красивых ухоженных улочек, скверов и парков. Боль сжигала мое сердце, боль и состояние безысходности.

Очнулся я на скамейке в парке у Ричмонд-Статиона. На больших резных часах, что висели на фонарном столбе, стрелки показывали уже двенадцатый час ночи. А до дома идти еще и идти. Но тут я вспомнил о странной записке моего друга. Достав ее из кармана, я стал читать.

«Меня зовут Джон Дауэр. Родился я в Нью-Хэмпшире. Но сейчас, как и последние двадцать пять лет, я проживаю в городе Таннер, Англия. Сейчас мне 68 лет. Но не думайте, все что я сейчас поведаю не плод старческого слабоумия. Нет, я нахожусь в здравом уме и трезвой памяти, хотя после событий той ночи я не раз прикладывался к бутылке.

И вот сейчас, когда — я чувствую — совсем недолго мне осталось ждать смерти, я решил припасть к литературному жанру и поведать этим листкам бумаги один из самых запомнившихся, врезавшийся навек в мою память случае. Все события той ночи, словно тени, встают предо мной, я словно вновь оказываюсь там, в темноте и ужас вновь терзает мое сердце. Но я должен все рассказать…

16 апреля 19.. года я собрался вечером навестить своего давнего друга Элайя Хоста, чей дом стоит на восточной окраине. Там меня ожидала приятная компания, игра в бридж и самое главное бутылка ирландского виски. В этот год многие наши друзья собирались у него. Как я знал, там будут Хостин Форд, Леонсис де Вард, Амберс Грант и многие другие, с кем мы вместе с Элайем водим старую дружбу. Особенно надеялся я на приход Джонатана Эриса, моего самого близкого человека — друга и брата, но это лишь мечты. Мой старый друг с давних пор не очень уважает карточные игры и почти никогда не присоединяется к нам в наших желаниях…

Читая эти строки, я не смог вновь сдержать нахлынувших чувств. Слезы так и душили меня, но я поборол слабость и продолжил читать.

…Путь до дома Хоста был не близок. Поэтому я собрался заранее, что бы прийти к самому началу, не опоздав, как бывало уже несколько раз. Кликнув на углу экипаж, я забрался в салон и, крикнув кучеру адрес, попытался намного расслабиться, прислушиваясь к грохоту окованных железом колес и цоканью подков по каменной мостовой. Этот монотонный звук меня успокоил, и я немного задремал. На город медленно наплывала ночь.

Проснулся я от того, что кто-то грубо тряс меня за плечо.

— Эй, мистер, проснитесь, да проснитесь же, беда!

Странный хрипловатый голос принадлежал кучеру, парень стоял в дверях и остервенело тряс меня за плечо, стараясь разбудить.

— Ты что совсем озверел, чертов плут, что случилось? — но внятного ответа так и не последовало. Увидев, что я пришел в себя, кучер закатил глаза к небу, что-то прокричал по-испански (я не знаю этого языка, поэтому совершенно ничего не понял) и бросился куда-то в темноту улицы, оставив меня совсем одного.

Громко ругаясь на странных кучеров, я вылез из экипажа и, взглянув вдаль, понял, что же произошло и так напугало молодого грува. На площади Эллизия горели огни, было много народа, слышались крики, ругань, стрекот оружейных залпов и звон стали о сталь. Кто-то страшно хрипел, кто-то стонал. Видимо там шло сражение. На днях чернь всколыхнули новые налоги и запреты на вывоз из города продуктов питания. И теперь гнев и страх, душившие бедняков несколько недель, вылились в прямые столкновения со стражей, там впереди шел бой и мне там никак было не пройти. Правильно убежал кучер — умирать никто не хочет.