Роман Дремичев - От смерти не уйти… [СИ]

Дым и облака пыли смешались и тучей взвились в нагретый солнцем воздух, закрыв дневное светило от глаз людей. Стало очень трудно дышать. Горячий обжигающий воздух и едкий колючий песок терзали натруженные легкие прикосновениями каленого железа, оставляя противный привкус во рту. Глаза немилосердно слезились, их жгло нестерпимым огнем. Вокруг уже ничего не было видно — пыльный мрак и неизвестность…

Многие бойцы из моего отряда погибли, их истерзанные тела валялись повсюду, окровавленные и покрытые корками пепла. Я, крепко сжимая в руках верную винтовку, сидел пригнувшись за валом, когда в небольшую башенку-укрепление — все, что осталось от вышки, рядом с которой на каменной платформе стояла наша единственная пушка — влетело с оглушительным ревом вражье ядро, разметав все по бревнышку. Из башни как горох посыпались горящие трупы солдат. Смерть забрала их. Я сокрушенно покачал головой — уже никто не в силах был им помочь. Да будут боги милосердны к вам на небесах!

Липкий пот, смешанный с густой грязью и кровью, сочащейся из разорванного плеча, покрывал все мое тело. Мелкие острые камешки, падавшие сверху, словно иголки впивались в спину. Из порванного уха стекла алая струйка, в голове безумно стучало.

Совершенно неожиданно совсем рядом вдруг раздался жуткий грохот. Я повернул грязное лицо в ту сторону узнать, что же это такое. Один из наших — вроде бы принер Краков-артиллерист (в густом дыму было плохо видно, возможно я и ошибся) — сумел-таки зарядить орудие и дал залп по врагу, безумно крича что-то бессвязное.

Я устало улыбнулся. Хоть кто-то еще сумел бросить вызов нападавшим врагам в такой жестокой обстановке. Это влило новые силы в мое перетруженное тело и, покрепче ухватив свое оружие, я пригнулся как можно ниже, спрятавшись за грудой разломанных бревен, и побежал вперед, что-то крича неразборчивое (впоследствии я даже сам не смог вспомнить, что же я тогда орал). И вдруг я замер. В окопы влетели, извиваясь и шипя, два черных ядра, оставляющих позади себя белоснежный шлейф горького дыма. Я инстинктивно рухнул как подкошенный на землю, закрыв уши ладонями, больно ударившись лицом о камни. Прогрохотали безжалостные взрывы, вздрогнула земля, мелкое крошево посыпалось на меня сверху. Открыв чуть позже глаза, стряхнув с ресниц налипшие комки грязи, я не сдержал вырвавшийся в воздух поток страшных проклятий. Нам вновь крупно не повезло — пушка была взорвана, герой — мертв.

За моей спиной где-то недалеко громыхнуло еще несколько раз, послышались тонкие визги ружей, панические крики солдат. Я уже было хотел подняться и бежать дальше, как тут еще один взрыв раздался почти прямо надо мной, оглушив и снова засыпав мягкой землей. У меня в голове еще больше зашумело, словно кто-то маленький и настырный хотел скорее разнести мой череп на мелкие кусочки. Из носа хлынул поток крови, сознание помутилось, в сухом горле встал противный рвотный комок. Слабость навалилась обезумевшим медведем, лишив все тело былой силы, подмяв его безжалостно под себя. Но я не сдавался. Медленно, очень медленно дополз до пушки и заглянул в бойницу, оглядывая окрестности подслеповатыми глазами.

Враги, будь они не ладны, подобрались почти к самой стене. Еще немного и они прорвут слабые потуги обороны и сметут наши укрепления. Да в принципе, прорывать то уже нечего — почти весь наш фланг был умело уничтожен. Возможно, я был единственным, кто уцелел. По крайней мере, рядом и в пределах видимости никого из своих, кроме мертвецов, я не наблюдал.

Но врага нужно остановить во что бы то ни стало. Это мой долг перед собой и погибшими товарищами. Но что я мог предпринять тогда? Как помешать врагу прорваться за бастионы? Что еще в моих силах?

Тут мой взгляд пробежал по черному, покрытому копотью стволу пушки. На первый взгляд она еще не в плачевном состоянии и сможет выдержать еще один залп. Но все-таки… нужно рискнуть. Все равно больше ничего не остается. Это мой (да и не только мой) единственный шанс.

— Сейчас вы у меня получите, твари, — улыбнулся, а скорее страшно оскалился я потрескавшимися и разбитыми в кровь губами. С трудом поднялся на ноги, отыскал разломанный ящик с остатками ядер, в котором обнаружил их еще три штуки. Подкатил с трудом одно из них к пушке и затолкал в дуло. Уставший, еле дыша, я присел у изувеченной стены. Ядро, которые мы еще сегодня утром перед атакой врага, таскали целыми ящиками, сейчас показалось мне огромной неподъемной скалой.

На долгий отдых у меня совсем не было времени. Я прицельно навел наше орудие на дико визжащих, но все также упрямо атакующих холмы захватчиков, находящихся уже почти в сотне шагов от руин укреплений, и, запалив фитиль, выстрелил прямо в центр этой огромной толпы. Ядро, словно возмущенный демон мести, взвилось в воздух и рухнуло в самую гущу неприятельских полков, разметав их строй и уничтожив больше половины пехотинцев. Раздались предсмертные стоны и крики боли и ярости раненых солдат. В ряды воинов, до этого смело шагавших на косогор, ворвался страх. Я измученно улыбнулся, распластавшись от усталости на огромном обгоревшем бревне — силы полностью покинули меня.

И тут пушка не выдержав, оглушительно взорвалась. Меня словно щепку отшвырнуло назад, опалив горячим ветром. Я сильно ударился обо что-то очень твердое головой, и яркая вспышка на миг озарила мое сознание, а после все потонуло в душной непроглядной тьме…

Очнулся я на носилках, которые уверенно несли два дюжих санитара с хмурыми небритыми лицами, одетые в когда-то белоснежные, а сейчас грязно-серые, кое-где порванные халаты. Я медленно приподнял голову и огляделся. Меня переносили в госпиталь, что был расположен в небольшой церквушке у кромки леса с выходом по тропе к берегу моря.

Геройское укрепление и мертвые соратники остались где-то позади. Что там сейчас происходит, я не ведал, но судя по тому, что меня обнаружили, видимо враг так и не сумел взять еле дышащие бастионы, иначе меня бы оставили там умирать. Но то, что я еще жив, не могло не радовать. И то, что наши все таки сумели пусть и дорогой ценой удержать дальний фланг вселяло уверенность в наших силах.

Как оказалось, я был прав. У неразговорчивых и мрачных санитаров я узнал, что наши войска, видя бедственное положение защитников вала, перебросили на главный рубеж основные силы добровольцев, что еще занимались обустройством обороны в городе, и смогли отбросить неприятеля к дальним холмам. И сейчас было затишье. А я почти уже отвык от него.

Солнце медленно клонилось к закату, прощаясь с теми, кто еще жив, не балуясь надеждой увидеть их завтрашним днем.

Голова болела страшно. Я осторожно ощупал ее — кто-то наложил бинтовую повязку и остановил кровь, часть кожи на голове отсутствовала — видимо вследствие взрыва; часть волос на самой макушке я тоже потерял. Лицо нестерпимо горело и чесалось. Правая нога болела и было такое ощущение, что она давно уже превратилась в обуглившуюся головешку от внутреннего жара, сгорев до самых костей.