Тим Пауэрс - Три дня до небытия

– С собой.

– Чувствуешь, где находятся две твои цели – стеклянные пластины? Их уже должны были установить.

Лепидопт попытался направить сознание вовне, прорываясь сквозь алкогольный дурман к одной пластине замасленного стекла на горе Уилсона, и к другой – в Долине Смерти. Ощущения были самыми смутными.

– Нет, – сказал он.

– Ну, чтобы ощутить их, вероятно нужно выйти из тела. Надеюсь, ты еще не разучился создавать свою астральную проекцию! Во время учебы у тебя были хорошие отметки.

– Да ну? Я все это ненавидел.

Вспомнив, как он невесомо парил под потолком, глядя с другого конца комнаты на свое обмякшее на диване тело, Лепидопт нервно заерзал на сиденье.

– Если, предположим, все получится, – продолжил он, – должен ли я, по-вашему, сообщить Иссеру Харелю в 1967 году, что в обмен на помощь мы согласились подправить кое-что в прошлом Шарлоты Синклер?

Мишел ответил не сразу.

– То, что было предсказано в книге Зоар, – помедлив, произнес он. – Знание о сокровище высшей мудрости. И ты хочешь использовать его, чтобы избавить какую-то женщину от последствий развода или детской травмы? – он покачал головой. – «Не давайте святыни псам».

– А что для псов святыня? – спросил Лепидопт.

Мишел даже не улыбнулся, а Лепидопт, обхватив искалеченной рукой рычаг переключения передач, заговорил о другом:

– Я изменю прошлое. Начиная с 1967 года.

– Ну да, – кивнул Мишел. – В той новой временной линии, которую ты начнешь, война Йом-Киппур определенно пойдет иначе. Как и многое другое.

– Я… э… женился в 1971 году, – смущаясь, напомнил Лепидопт. – Мой сын родился в 1976-м. Ему сейчас одиннадцать.

– Да так все и произойдет, – сказал Мишел, принюхиваясь. – Надеюсь, когда мы встретимся, я не провоняю этим фургоном насквозь.

– А вот мне интересно, родится ли он. В смысле – родится ли, несмотря ни на что? А что, если из-за внесенных мной изменений – например, в сам ход войны – мы с женой зачнем сына в другую ночь? А если тогда родится девочка? А если у меня вообще не будет ребенка? Я молодой в этой новой жизни могу умереть до его рождения. – Маловероятно, тем более что ты – старший ты – позаботишься о его безопасности. Можешь сказать Харелю, что будешь сотрудничать только на таких условиях.

– Но исключить вероятность его смерти я не могу. И тем более не могу исключить возможность, что мой сын будет зачат не совсем так, как это произошло изначально, – Лепидопт оскалился, глядя на темное полотно шоссе под светлеющим на востоке небом. – Тогда может получиться, что мальчик, которого я знаю, никогда не существовал.

– Мы все рискуем, – сказал Мишел. – Если ты не сделаешь этого, через шесть лет может начаться война, на которой твой сын погибнет.

– Но если он погибнет, значит, он, по крайней мере, существовал, – проговорил Лепидопт, понимая, что возвращается к вопросу, который Мишел уже считал решенным.

– Все наши сыновья и дочери, – твердо произнес Мишел, – наши жены и родители подвергаются риску каждый день. Знаешь ли ты, что за надписи тебе предстоит скопировать на камне Рефидим в Синайской пустыне? Не знаешь, – усмехнулся он. – Никто из нас не знает. Но, если верить старинным манускриптам, не включенным в двенадцатом веке в книгу «Сефер ха-Бахир», это способ путешествовать во всех мирах Сефирот, а не только в четырех- или даже пятимерном. На этом фоне наша машина времени выглядит как аэроплан братьев Райт.

– Понятно, – сказал Лепидопт.

Мишел махнул рукой, признавая обоснованность его сомнений.

– Бог нас не оставит. Никого из нас. Ты думаешь, машина способна изменить память Господа? Думать так – неуважительно по отношению к Нему, да и вообще ошибочно.

«Нельзя ли в письменном виде?» – подумал Лепидопт, молча вжимая в пол педаль газа и глядя на фары фургона Малка.

Старый Фрэнк Маррити с радостью проводил взглядом грузовик, свернувший налево от больничной парковки, направляясь на юг. Задние фары уже скрылись вдали Индиан-каньон-драйв, а ему все еще виделся нелепо торчащий на платформе стул.

В страшной спешке, обливаясь потом в нескольких метрах от пылающего дома, он сумел скинуть с грузовика палатку и электронную аппаратуру, но чертов стул оказался привинчен к деревянной платформе. Канино привязал к полу кресло Гольца, и Маррити пришлось, чертыхаясь, держаться за ножки – за полчаса тряского спуска к Палм-Спрингс по горной дороге он несколько раз чуть не вылетел из грузовика.

Когда они, наконец, припарковались на стоянке у больницы, старик еле сполз на землю.

Мимо, мелькая за деревьями на тротуаре, прошуршало несколько машин со все еще включенными фарами. Их овевал приятный прохладный ветерок, но небо уже окрасилось в густой синий цвет, и через полчаса из-за далеких гор Санта-Роза должно было выглянуть солнце.

От квадратной четырехэтажной башни, что серой тенью смутно вырисовывалась на фоне безоблачного неба, их отделял тротуар и узкий газон. Присмотревшись, он увидел угол потолка сквозь западную арку колокольни. Сейчас приземистое, крытое черепицей здание у подножия башни занимало медучреждение, но когда-то эта башня была самым высоким строением в деревушке посреди пустыни, венчая давно забытый отель «Эль-Мирадор».

Три машины Весперса подкатили сюда десять минут назад. Маррити стоял, прислонившись к левой задней двери бело-коричневого крайслера модели «Пятая авеню», абсолютно новой, но, на его взгляд, – очень старомодной и приземистой. Увижу ли я снова «сатурны», думал он. А «лексусы»? А «гео»?

Дверца со стороны водителя была открыта, в кресле сидела, слушая многодиапазонный радиоприемник, измученная на вид женщина – бывший Раскасс. Этим ранним утром она источала запах черствого хлеба.

– Мы, гм, убедили их впустить нас в дом, – сообщил голос по рации, – но цементный блок, который у них был, оказался просто дорожной плитой. Фальшивкой. Один из съемщиков в конце концов направил нас в мотель «Вигвам». Те, кто нам нужен, были там, но уже съехали. В номере пусто.

– Хорошо, – новоприобретенным контральто ответила Раскасс. – Как можно скорее приезжайте сюда.

Гольца на пассажирском месте Маррити не видел, но в предрассветной тишине явственно расслышал его слабый голос:

– Они теперь используют для работы передвижную базу.

– Действительно, – ответила Раскасс, – и двигаются они сюда.

Она снова заговорила по рации:

– Первый.

– Третий, – тоненько отозвался динамик.

– Они доставят сюда Шарлотту для обмена. Но возможно, с ними будет машина, грузовик или фургон, видимая человеческому глазу, но не доступная для астрального зрения – я ее не засеку. Достаньте мне олеандр, – пожилая женщина быстро наклонилась вперед, потом выпрямилась и продолжала: – Направьте сюда вертолет, пусть кружит над нами и описывает мне все машины на дорогах. Не модели, а просто: «Белый фургон, перед ним синяя легковушка, их обгоняет красная», в таком духе.