Тим Пауэрс - Три дня до небытия

Прежде чем его выбросило из собственной астральной проекции, все еще сидевшей на стуле возле бассейна, Эйнштейн успел вернуться в пятимерное пространство и заметить новую деталь в протянувшейся к будущему стене-башне: неровность, вроде пузырька в стекле, в той арке, из которой он склонялся над перилами, эффект линзы, которая не испарилась, удаляясь в дымке будущего. Всплеск энергии вакуума, вызванный им в этом месте, как видно, навсегда остался здесь, под западной аркой башни отеля «Эль-Мирадор». Слава богу, она была неосязаема, и использовать ее мог лишь тот, кто, раздвоившись в астрале, сосредоточится на этой точке.

Эйнштейн втянул в себя свою проекцию у бассейна. В сумерках никто не заметил его на верху башни, и он медленно побрел вниз, сознавая, что оставил там, на колокольне, клинок, позволяющий вырезать из бытия любую жизнь.

Сознание оцепенело, в голове крутилась одна мысль: «Но я же хотел ей помочь».

Кто она была?

Никто, никогда – даже как плод воображения.

Что подтолкнуло ее к самоубийству?

Ничего ни с кем никогда не происходило.

Призрак Эйнштейна рядом с Маррити вздохнул:

– …актерами, сказал я, были духи, и в воздухе, и в воздухе прозрачном свершив свой путь, растаяли они.

Она никогда не рождалась… Дерек тоже не рождался, хотя жил и имел детей.

Эйнштейн всегда избегал встреч с маленьким Дереком, хотя – или как раз потому что – мальчик был его физической копией, порожденной избытком энергии, когда Эйнштейн сбросил набранную в пятом измерении скорость, возвращаясь из 1911-го в 1928 год. Позднее, в 1936 году, Лизерль забрала восьмилетнего Дерека у Греты Маркштейн и усыновила. Эйнштейн к тому времени обосновался в Принстоне и больше не возвращался в Калифорнию.

Однако Дерек навестил Эйнштейна в принстонской больнице, в апреле 1955-го. Эйнштейн тогда уже умирал от разрыва аневризмы брюшной аорты.

Всего за несколько дней до этого Эйнштейн встречался с послом Израиля и представителем израильского консульства в Нью-Йорке. Государство Израиль 27 апреля готовилось праздновать свою седьмую годовщину и опасалось нападения. Иссер Харель, тогдашний директор Моссада, не забыл о стакане воды с невероятными отпечатками пальцев юного Эйнштейна – на самом деле с отпечатками Дерека – и хотел еще раз расспросить Эйнштейна о возможности использования времени в тактических целях.

Эйнштейн согласился побеседовать, но тут случился разрыв аорты, и его увезли в больницу.

Дерек прошел к нему, представившись сыном первой жены Эйнштейна, и, извинившись перед умирающим, спросил, кто были его отец и мать.

Эйнштейн молча смотрел на молодого человека.

– Не знаю, – устало ответил он наконец. – Спроси у Лизерль. Это она тебя нашла.

– Но я же с вами в родстве, – умоляюще проговорил Дерек. – Стоит взглянуть на наши лица. У меня двое детей – кто родители их отца?

– За мной постоянно следят, – сказал ему Эйнштейн. – ФБР знает, что мне есть что рассказать, потому что Израиль так явно добивается встречи со мной. Есть еще одна группа – те начали слежку еще в Европе и продолжают в изгнании. У меня был способ от них защититься, у тебя его нет, – он вздохнул и закрыл глаза. – Теперь все они тебя видели и захотят узнать, кто ты такой. И даже что ты такое. Пока они будут думать, что нас ничего не связывает, ты в безопасности: если ты ничего не знаешь, тебя не о чем спрашивать. Возвращайся домой, к детям.

– Он благополучно добрался домой? – спросил теперь Эйнштейн, чья хрупкая рука в ладони Маррити стала почти неосязаемой.

«Нет, – безрадостно подумал Маррити. – Нет, он к нам так и не вернулся».

– Ох… – это был вздох отчаяния.

Маррити взглянул на него и снова увидел того темноволосого молодого мужчину, каким он запомнил отца.

– Фрэнки, – сказало привидение, и Маррити понял, что это и есть его отец, а не очередное явление Эйнштейна.

«Папа! – подумал Маррити, судорожно сжимая едва ощутимую руку призрака. – Папа, прости! Что они сделали с тобой, почему ты не вернулся…»

– Фрэнки, – продолжал призрак отца, – беги, не ходи в башню посреди пустыни. Я не рождался, а у тебя не будет ни рождения, ни смерти.

Маррити заморгал, смахивая слезы, и обнаружил, что таращится на Лепидопта, который отвечает ему недоуменным взглядом. Мишел спустился с кровати и встал, выуживая из кармана сигареты и зажигалку. Лепидопт высвободил руку из руки Маррити и тоже закурил. Сеанс, очевидно, был окончен.

– Нам понадобятся несколько саяним и пара фургонов или грузовиков, – обратился Мишел к Малку. – Нам нужно добраться до этой башни и перевезти туда все оборудование. Все это, – он обвел рукой плиту и ящики, – мы должны иметь при себе.

Холодно усмехнувшись, он продолжал:

– И когда организуете безопасную доставку, сделаете пару звонков, арендуете где-нибудь дом, вытащите из земли тротуарный блок, плотно завернете его и поручите кому-нибудь из несвязанных с нами саяним доставить этот блок в арендованный дом. Делайте вид, что предпринимаете все меры безопасности, но для связи используйте открытый канал и произносите ключевые слова, типа «Маррити» и «катса». Ничего слишком нарочитого, никакого Моссада или Эйнштейна. Ясно?

– Ясно, – кивнул Лепидопт, протискиваясь между плитой и кроватью. – Надеюсь, мы не станем подвергать опасности этих подставных саяним, которые будут стеречь кусок тротуара?

Мишел кивнул на плиту Чаплина и ящики.

– Это нужно Израилю. Как и то, что находится в башне, чем бы оно ни было.

– Отель «Эль-Мирадор» еще стоит? – спросил Маррити.

Мишел с прищуром посмотрел на него сквозь клуб дыма.

– У вас прошел собственный скромный сеанс, а? Нет, отель вряд ли, но башня на месте.

– Эйнштейн разговаривал с вами, – понял Маррити. – Объяснил, как работает машина?

– Да. Он всегда этого хотел. Мы – Израиль.

Мишел обратился к Лепидопту:

– Раздобудь пару кусков стекла и масло, оставь на них отпечатки своих рук. И прядку волос, ну, ты все и сам слышал. Прямо сейчас.

Малку он сказал:

– И еще нам срочно нужна пара саяним, которые увезут стекла с твоими отпечатками – одно на вершину горы Вильсона, второе в Долину Смерти.

И обратился к Лепидопту:

– А ты подготовься совершить прыжок как можно скорее, понятно?

– Понятно, – ответил Лепидопт, но Маррити показалось, что он не особо рад этому.

Дафна уснула на стуле посреди черной палатки. Час назад Канино обошел вокруг, потыкал в закрывавшую вход ткань чем-то похожим на метлу и покричал: «Мэтт, уходи!» и «Отвали, Мэтт!» Дафна, просто чтобы услышать в ответ человеческий голос, спросила его, который час, но Канино молча поплелся обратно в дом. Ну, хотя бы это мультяшное существо из телевизора больше не появлялось.