Нина Кавалли - Я, мой убийца и Джек-потрошитель [litres]

Я в мгновение ока преодолела два дома, не замечая луж под ногами: адреналин гнал меня. Тьма загробного мира сгущалась над бездыханным телом. Я выхватила из кармана линзу, и на сей раз не приближаясь к жертве, вдавила кнопку и метнула кругляш к голове. Субстанция, полыхнувшая зеленым огнем, плавно перетекла в линзу, заполнив ее до отказа. Опустившись на одно колено, я подкинула к голове убитой второго «воришку». Слабый зеленый всполох – и связь с жертвой прервалась. Приборы вытянули все, что им под силу.

Какая же я дура! Не подумала, что приборы могут испачкаться в крови. «Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет не так!» – мысленно взмолилась я. Трусливо подкралась к Мэри Николс, схватила не глядя первую линзу и, сжав в ладони, поняла: она сухая. Схватить вторую поспешила из-за звука шагов. И другая оказалась сухой. Я судорожно сунула кругляши в карман, стараясь не смотреть в глаза убитой, и торопливо нажала кнопку часов времени. Все, когда они включены, я невидима для окружающих.

Вдоль улицы, мимо конюшни, ко мне и трупу шел какой-то мужчина. Видимо, Чарльз Кросс, который первым обнаружит Мэри Николс.

Пока часы автоматически рассчитывали время, когда я прибуду в квартиру Государя, я успела увидеть, как Кросс остановился перед телом, хмыкнул, отошел на середину улицы, заметила, как расширились от страшного предположения его глаза, как обветренные губы растянулись в некоем подобии буквы «О», как рука мужчины поднялась к лицу…

Отправление.

Место: Великобритания, Лондон, Бакс-роу, напротив конюшен.

Дата: 31 августа 1888 года.

Время: 3:45.

Прибытие.

Место: Россия, Москва, Филевский бульвар, 24, корп.2, кв. 24.

Дата: 30 января 2015 года.

Время: 21:17.

Слишком яркий свет. Ничего не видно, глаза режет. Пришлось зажмуриться. Кто-то схватил за плечи. Пытаюсь вырваться, но хватка крепнет. Страх стремительно нарастает.

– Не трогайте! Отпустите меня немедленно! – кричу что есть сил.

Открываю глаза, вижу темный силуэт, склонившийся надо мной, ухитряюсь запустить руку в карман пиджака, выхватываю электрошокер… Как больно! Запястье треснет.

– Александрова, вы с ума сошли? – спокойно, с ноткой напряжения от физического усилия, интересуется хрипловатый голос на чистейшем русском. – Это же я, ваш преподаватель. Это Горан, черт вас возьми!

Я будто со стороны вижу, как из руки выпадает электрошокер. Мужские пальцы так крепко сдавили руку, что я не смогла удержать средство самообороны. Перевожу взгляд на лицо нападавшего. Ну конечно, это Государь. Слишком уж я паниковала, чтобы сделать элементарный вывод.

Оказалось, я лежу на диване в гостиной. Государь сидит рядом, не выпуская моих запястий. Бра светит прямо в глаза. Некромант, видя, как я щурюсь и морщусь от света, кажется, понимает причину моего неистового сопротивления, отпускает руки и поворачивает бра в сторону, чтобы я могла видеть.

– Вы в курсе, что от вас одни неприятности? – так буднично спросил он, будто потасовки и не было.

Я не осталась в долгу:

– Вы в курсе, что от вас другие неприятности?

Профессор скупо улыбнулся. Оценил игру слов.

***

Лицо в грязных потеках от дождевых капель, а еще волосы испачканы и одежда. Для меня первой остановкой после возвращения стала горячая ванна, для одежды – стиральная машина.

Я забралась в горячую воду, но согреться так и не смогла. Слишком много холода, слишком много ужаса, слишком много напряжения – всего слишком. Отмокала минут пять: почти не шевелилась, вспоминая лондонскую ночь. Нет, так легче не станет. Воспользовалась мылом и шампунем. Нырнула в воду, смывая с волос пену. Если бы так же смыть образы и мысли… Вынырнула, с досадой хлопнула по воде ладонью, вытянула ноги к одному бортику, голову уложила на противоположный – как вдруг свет потолочных лампочек сменился густой темнотой, расслабляющий жар воды – холодом ночи, а вместо влажного пара ноздри заполнил смрад улицы. Как я снова оказалась на Бакс-роу, рядом с местом убийства?

Что… что вообще происходит? Я не понимаю. Несколько полицейских, зеваки, какая-то телега с колесами. Меня никто не видит? Слава высшим силам! Глянула на себя. Фух! Я попала в прошлое астрально: не в физическом теле. Уже хорошо.

А почему я сюда угодила? Я что-то должна увидеть? Тогда что?

Я пробралась к месту убийства… Черт возьми! Мои мучения еще не закончились. Тело пока на прежнем месте, но его готовятся забрать. Двое полицейских положили на мостовую доску, большую, размером с дверь. Посовещались и решили подпихнуть ее под убитую. Тот констебль, что помоложе, повернул бездыханную Мэри Николс набок, а второй, что постарше, пододвинул доску к ее спине. Пыхтели, чертыхались, мне было видно по аурам, что им и страшно, и неприятно. Но они же служители закона, значит, не имеют права показать зевакам свою слабость. Напротив, они, как могли, демонстрировали, что все под контролем.

Молодой констебль, придерживая жертву, угодил ладонью в кровь, пропитавшую пальто со спины, кровь, которая натекла из перерезанной шеи. Казалось, полицейский уронит тело и отскочит в сторону. Он держался. Опустил убитую медленно, поборол стремление вытереть окровавленную ладонь о сухие лацканы пальто Мэри Николс. Потянулся было к собственному карману – видимо, за платком – но понял, что испачкает форму. Словом, метания молодого полисмена продолжались еще несколько секунд.

В итоге манипуляции с доской успехом не увенчались. Тело решили поднять. Молодой потянул жертву за плечи, старший обхватил ее лодыжки.

– О боже! У нее голова отвалилась! Смотрите! – истошно завопил один из зевак, длинный конопатый парень лет пятнадцати.

Я инстинктивно отвернулась. Не хотела видеть. Нет, то, что говорили, было не совсем правдой. Точнее, совсем неправдой. Голова Мэри Николс не отваливалась, на мостовую не падала. Но второй удар по горлу Потрошитель нанес с такой силой и яростью, что перерезал шею почти полностью, отделению головы помешал позвоночник, на котором остался след от лезвия. Как разошлись края кровавой раны, когда тело поднимали, и что увидели собравшиеся, мне знать не хотелось. Сквозь вскрики, возгласы и всхлипы все же удалось расслышать, как тело глухо ударилось о деревянные носилки. Я повернулась. Молодого констебля потряхивало: уже обе руки в крови, перед мысленным взором – зияющие кровавые раны на шее, которых испугались люди. Совершенно некстати подумалось, что парню не мешало бы выпить после такой «работы».

Оба полицейских взялись за небольшие ручки по краям доски, подняли деревянные носилки и погрузили их на телегу. Тело пришлось прочно закрепить ремнями, чтобы не съехало по дороге в морг работного дома. Рядом констебли водрузили свои фонари. Молодой обхватил ручки телеги спереди, тот, что постарше, пристроился у ее конца – и траурная процессия под вздохи и еле слышный говор зевак двинулась по темной улице.