Николай Беляев - Вьюга [СИ]

— Комсомольцы ни перед кем шапок не снимают, — буркнул парень.

— Похвально… Тогда сними потому, что ты в помещении. Правила вежливости, слышал?

Похоже, удалось поставить пацана в тупик. Он покорно стянул шапку и рукавицы, Андрей положил их на жарящую батарею, и над мокрыми насквозь перчатками сразу стал подниматься пар. Руки у пацана были маленькие, почти детские, но огрубевшие, с обломанными почерневшими ногтями.

А сам Андрей ломал голову — что же… это? Просочившийся на огороженную территорию долбанутый реконструктор, или?…

— Какое сегодня число? — спросил он, не поворачиваясь, но, впрочем, наблюдая за пацаном краем глаза.

— Пятое ноября, — отозвался тот.

Пятое? Ну да… Андрей мельком взглянул на календарь на стене: красная передвижная рамка выделяла 4-е — сегодня утром он забыл её передвинуть. Ну ладно…

— А год?

— Сорок первый…

Видимо, пацан проследил взгляд Андрея, потому что резко повернул голову, уставившись на календарь. Точнее, не на сам календарь — на его яркий «лепесток» с каким-то пейзажем, на котором был чётко пропечатан год — 2017.

Привстал, чуть не опрокинув стул неловким движением — притороченная к поясу сапёрная лопатка явно мешала. Протёр глаза, ошарашенно посмотрел на Андрея. Обвёл взглядом кабинет, сощурился от яркого белого света энергосберегающих ламп.

Или, решил Андрей.

Невозможно такое сыграть. Если ты не гениальный актёр, собравший уйму «Оскаров» и других престижных наград.

Но в мистику при таком раскладе почему-то верилось легче, чем в гениальную и непонятно кому нужную мистификацию.

Впрочем, можно и проверить. Пацан съёжился на стуле, совершенно подавленный, и Андрей, подвинув к нему кружку с горячим чаем, набрал номер охраны:

— Привет, Лёш, это Андрей из айти-отдела… Сейчас шёл — показалось, видел кого-то незнакомого в странной одежде. Вы там ничего не проморгали?

На том конце провода хмыкнули:

— Андрюх, Степаныч с Пашкой во все глаза смотрят за камерами, всё чисто. Глюки у тебя.

— Принял, — Андрей, пожав плечами, положил трубку. Приличия соблюдены… правила тоже.

Пацан тем временем осторожно поднёс руки к исходящей паром кружке, словно не веря не только глазам, но и ощущениям. От его шинели отлепился очередной пласт снега размером с ладонь и упал на пол, разлетевшись белыми комочками.

— Так не бывает, — помолчав, просипел пацан, мотнув головой в сторону календаря. Дрожащие руки он держал над кружкой.

— Не бывает, — кивнул Андрей. — Кстати, меня Андреем зовут. Ты так и не ответил — откуда ты взялся?

— Донесение. В три… — он осёкся на полуслове — видимо, хотел назвать какой-то номер, но спохватился. Судорожно схватился за грудь, видимо, что-то пытаясь там нащупать. Зыркнул на Андрея.

— Донесение, да… — без особого интереса пробормотал Андрей. — Сиди, не дёргайся, пей чай давай… Тебе согреться надо.

— Мне доставить его надо, — упрямо буркнул красноармеец.

За врага уже не считает, и то хорошо, подумал Андрей.

— Боюсь, парень, сейчас, — он взглянул на календарь, — доставлять его уже поздно.

— Долг выполнить никогда не поздно, — еле слышно сказал Фёдор, беря кружку. Он обхватил её ладонями, совершенно не чувствуя температуры, глотнул. Широко раскрыв глаза, глотнул ещё раз: — Сладкий…

— Пей, ты промёрз весь… — Андрей совершенно не понимал, как вести себя с этим пацаном, годившимся ему в дедушки — что по календарному возрасту, что по жизненному опыту. — Война закончилась, парень. Закончилась семьдесят лет назад…

— И кто победил? — как бы невзначай, совершенно безразличным голосом спросил Фёдор… но под конец фразы голос его предательски задрожал.

— Мы, — спокойно сказал Андрей. Помолчал и добавил: — Хотя правильнее было бы сказать — ВЫ.

Обветренные губы пацана тронула еле заметная улыбка, хотя на его измождённом лице она выглядела как что-то совершенно чужеродное.

Вы победили, думал Андрей. Именно вы — не мы.

Совершенно некстати вспомнилась недавняя анонимная запись в соцсети, в городской группе. Неизвестный автор сказал — город никогда не получит звание города воинской славы, потому что мы даже не помним имён тех, кто его защищал. Дискуссия разгорелась жаркая… но, несмотря на заданные вопросы, ни одного имени так никто и не назвал.

Мы же пускаем по ветру вашу победу.

Мы не просто не помним имён тех, кто воевал в наших краях — мы зачастую не знаем, что тут вообще происходило. Поисковики по собственной инициативе поднимают останки павших, с помпой открываются памятники, депутаты торжественно делают сэлфи перед колоннами «Бессмертного полка», который уж пару лет как превратился в шоу, на котором показывают себя партии и предприятия — и в то же время фальсифицируются документы захоронений, разворачиваются коммерческие стройки на местах боёв, где до сих пор лежат останки павших бойцов, военно-исторические реконструкции превращаются в шоу-спектакли на потеху зрителям, где «русские» и «немцы» радостно мутузят друг друга, зачастую даже не заботясь показать, что это страшная война, и на ней можно погибнуть…

На мемориальных кладбищах хоронят тех, у кого есть деньги, новые улицы стыдливо именуют «Северными» или «Южными» вместо того, чтобы увековечить имена защитников города, «вечный огонь» у мемориалов загорается раз в год — на 9 мая…

Мы лишь на словах помним и гордимся.

Ветер выл за окном, вьюга, словно разъярённый зверь, билась в стекло, кидая на него горсти снега. Фёдор молчал, прихлёбывая чай. Андрей сидел напротив него и молча смотрел ему за спину — там на стене висел старый календарь с портретом Сталина и классическим «Никто не забыт и ничто не забыто» — кажется, его принёс к тогдашнему 9 мая кто-то из коллег-коммунистов.

Сколько сейчас тех, кто ПОМНИТ — не демонстративно и к празднику, а действительно помнит? Особенно из молодёжи?

Он мог ответить лишь за свой ближний круг — человека три-четыре, не больше.

Он очнулся от ощущения взгляда. Фёдор смотрел на него в упор:

— Спасибо за чай, Андрей. Мне… надо идти.

— Куда ты пойдёшь? — развёл руками тот. — Смотри, что на улице…

— Я согрелся, я готов, — пацан уверенно шагнул к батарее, и Андрей, привстав, подал ему перчатки и будённовку. — У меня есть дело, и я обязан его сделать.

— Ты уверен, что сможешь? — Андрей понимал, что спрашивает полнейшую чушь, но вопрос вырвался сам собой.

— Я смогу, — твёрдо сказал Фёдор, беря свою винтовку. — И… ты тоже сможешь. Потому что ты хороший человек.

— Я? — криво усмехнулся Андрей. — С чего бы?

— Если ты обогрел и напоил чаем того, кого видишь впервые — значит, хороший, — уверенно сказал пацан. — Не провожай.

Андрей вскочил, едва за пацаном закрылась дверь. Тамбур… пусто. Дверь на улицу…