Энн Райс - Лэшер [litres]

Несмотря на то что музыка отвлекала его, Лэшер выслушал меня с вниманием. Невидимый, он тяжелой поступью прошелся по комнате, так что картины, висевшие на стенах, задрожали, а безделушки, стоявшие на каминной полке, издали нестройный звон. Я был рад всем этим свидетельствам, доказывавшим, что он по-прежнему рядом.

– Хорошо, Джулиен, – внезапно услышал я его голос. И увидел его самого. Лэшер танцевал с самым беззаботным видом, ноги его летали по половицам, и, судя по скрипу, можно было подумать, что он обладает весом. На лице его играла улыбка. Ослепительная улыбка. В какой-то момент я горько пожалел, что так никогда и не сумел полюбить его.

«Наверное, Эви уже дома», – пронеслось у меня в голове.

Прошло несколько недель.

За это время все мы имели немало возможностей удостовериться, что Эви действительно предоставлена относительная свобода. Ричард частенько катал ее на автомобиле вместе со Стеллой. Каждое воскресенье Тобиас водил ее к мессе.

Эвелин навещала меня всякий раз, когда у нее возникало такое желание, причем, как правило, входила через парадную дверь. Однако бывали ночи, когда она предпочитала карабкаться по решетке и представала передо мной подобно бесстрашной маленькой богине. Ее отвага и страсть заставляли мою кровь закипать, пробуждая огонь желания. Часами мы лежали, сплетясь телами, целуя и лаская друг друга. Не чудо ли, что на склоне дней мне выпала участь стать искусным любовником для столь юного существа. Я открыл ей некоторые свои тайны, но далеко не все.

Не иначе как милостивый Бог послал мне этот дивный дар на прощание.

– Джулиен, я тебя люблю, – как-то раз сообщил хитроумный Лэшер, незваным появляясь в моей комнате. Без сомнения, он рассчитывал, что я заведу большую виктролу, так как в последнее время пристрастился к музыке. – С чего ты взял, что кто-то намерен причинить вред Эвелин? Зачем тебе эта девочка? Я тоже вижу будущее. Вижу далеко вперед. Мы сохраним все то, что приобрели.

Однажды вечером, когда Мэри-Бет вернулась домой, я усадил ее рядом и поклялся, что не открыл девочке ни одного важного секрета. А еще я попросил ее после моей смерти заботиться об Эвелин.

На глазах Мэри-Бет выступили слезы; за все эти годы мне лишь несколько раз доводилось видеть ее плачущей.

– Джулиен, я вижу, ты совсем не понимаешь меня, не понимаешь, на что направлены все мои усилия. Всю свою жизнь я из кожи вон лезла, чтобы сплотить нашу семью, сделать ее еще более могущественной, многочисленной и влиятельной. Я хотела, чтобы Мэйфейры были счастливы! Неужели ты думаешь, я способна причинить вред девочке, в жилах которой течет наша кровь? Дочери Кортланда? О Джулиен, подобные подозрения разбивают мне сердце. Прошу тебя, не отказывай мне в доверии. Не сомневайся, я знаю, что делать, и все мои дела и помыслы устремлены на благо нашей семьи. Жизнь твоя близится к концу, Джулиен. Прошу, не уходи от нас в тоске и тревоге. Гони прочь все страхи. Не позволяй им отравить твои последние часы. Если понадобится, я буду проводить с тобой дни и ночи. Умри спокойно. Мы – семья Мэйфейр, великий и славный клан. И за эти годы нам удалось пройти колоссальный, поистине впечатляющий путь. Ты можешь быть уверен в том, что мы сохраним свою власть и богатства.

Ночь проходила за ночью. Я лежал, вперившись взглядом в темноту. Потребности в сне я более не испытывал.

К этому времени я уже знал, что Эвелин носит под сердцем мое дитя. Господь беспощаден к старикам. Так же как и молодые, мы сгораем от любви и даже на пороге смерти способны оплодотворить юное лоно. Какое ужасное стечение обстоятельств! Но Эвелин, судя по всему, не догадывалась, что в ней зреет новая жизнь. Я же предпочитал молчать об этом.

Единственным, кому я доверился, был Кортланд. Я вызвал его к себе и дал соответствующие наставления. В том, что, как только беременность Эвелин перестанет быть тайной, на Амелия-стрит разразится буря, я не сомневался. И надеялся лишь, что некоторые юридические акты, которые я оформил с помощью Кортланда, в любой ситуации смогут обеспечить безопасность как самой Эвелин, так и ее будущего ребенка.

Вновь наступила ночь, безмятежная, теплая. Если мне не изменяет память, умер я в самом разгаре лета. Да, конечно, так оно и было. Точно помню, мирты в саду были сплошь покрыты розовыми цветками.

Перед смертью я всех отослал прочь. Я чувствовал, что мне осталось совсем немного. Лежа на высоких подушках, я глядел в окно, на легкие кружевные облака, проплывавшие над верхушками деревьев.

Мне хотелось вернуться в прошлое, в Ривербенд моего детства, хотелось вновь оказаться на коленях у Мари-Клодетт. Мне хотелось узнать, кем был тот молодой человек, который похищал рабов и доставлял их в покои Маргариты, которая творила над ними свои жестокие опыты. Откуда он взялся, этот безрассудный и преданный рыцарь?

Я лежал неподвижно и в какое-то мгновение сделал страшное открытие. Впрочем, в этом открытии не было ничего удивительного. Я всего лишь понял, что больше не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Не могу сесть, не могу поднять голову. Мои члены отказались повиноваться. Смерть наклонилась надо мной, и холод, исходящий от нее, сковал мое стынущее тело.

Однако Бог, как видно, пожелал доказать, что существует даже для самых закоренелых грешников, ибо в это мгновение в окне появилась Эвелин. Ее белые нежные руки цеплялись за виноградные лозы.

Она стояла на крыше террасы, и сквозь оконное стекло до меня доносился ее звонкий голосок:

– Открой окно, дядя Джулиен! Это я, Эви! Впусти меня.

Но, увы, я не мог пошевелиться. Я смотрел на нее, и глаза мои застилали слезы.

«О моя дорогая девочка», – хотелось мне прошептать, но с губ моих не сорвался ни единый звук.

Тогда Эвелин, пустив в ход свой ведьмовской дар, слегка коснулась окна, и рама тут же распахнулась. Девочка спрыгнула с подоконника, бросилась ко мне и обняла за плечи. К тому времени я так исхудал и иссох, что ей не составило труда приподнять меня. Она прижала меня к груди и покрыла мое лицо поцелуями.

– О мой дорогой, я здесь, рядом с тобой…

Глядя поверх ее плеча, я заметил, что на небо набежали свинцовые тучи. Надвигалась гроза. Я слышал, как первые дождевые капли упали на крышу террасы. Брызги залетали в окно, я ощущал их на своем лице. Неистовые порывы ветра раскачивали деревья в саду. Я прислушивался к его завываниям и слышал в них стоны и рыдания Лэшера. Это он клонил к земле деревья, исторгая из груди горестные крики. Так было и в день смерти моей матери, и в день смерти матери моей матери…

Да, уход ведьмы из этого мира неизменно сопровождала буря. Я тоже принадлежал к племени ведьм. Теперь настал мой черед уходить, и буря разразилась в честь моей смерти.