Энн Райс - Лэшер [litres]

Никто никогда не говорил ей об этом. Никто и никогда даже словом не намекал, что ей предстоит стать наследницей, – ни в этом доме, ни в других. Не в силах совладать с потрясением, Мона недоуменно уставилась на Лорен.

Лорен отвела глаза.

Значит, все уже решено? Мона не решилась задать этот вопрос.

Все, кто был в комнате, старались не смотреть на нее и смущенно потупились. Лишь Филдинг не сводил с нее рассеянного старческого взгляда. Однако она понимала, что слова Пейдж оказались новостью лишь для нее одной. Все обсуждалось за ее спиной, и никто не желал вступать с ней в разговоры и объяснять причины подобного решения. Впрочем, тема была слишком важной, чтобы развивать ее сейчас. Невозможно представить, что она станет преемницей наследия, содрогнулась про себя Мона. И тут же в голове у нее завертелась язвительная фраза: «Так, значит, самой главной персоной скоро станет маленькая глупышка Мона, которую пьяница Алисия нагуляла неведомо от кого?»

Разумеется, она не произнесла эту фразу вслух. Она чувствовала, как в горле у нее сжимается болезненный ком. Роуан, мне очень жаль, твердила она про себя. Роуан, пожалуйста, не умирай. И тут же перед внутренним ее взором возникло мучительное и сладостное воспоминание: обнаженная грудь Майкла Карри прижимается к ее груди, она ощущает прикосновения его возбужденного члена и жадно пожирает глазами его боевое копье, торчащее из гнезда волос. Упиваясь сладким воспоминанием, Мона плотно сомкнула веки.

– Давайте не будем хоронить Роуан прежде времени. Наверняка ей еще можно помочь. – Голос Лорен, исполненный печали и безнадежности, противоречил смыслу произнесенных слов. – Вопрос о наследии мы решим, когда в том возникнет необходимость, – продолжала Лорен. – Три адвоката сейчас изучают содержание документов. Но Роуан еще жива. Она лежит в спальне наверху. Операция прошла успешно, но это было наименьшее из мучений, выпавших на ее долю. Доктора сделали все от них зависящее. Теперь настал наш черед помочь Роуан.

– Ты знаешь, что мы намерены делать? – обратилась к Пейдж старушка Лили.

Глаза ее блестели от слез, одной рукой она прикрывала морщинистое горло, словно защищаясь от возможного нападения. Впервые голос Лили показался Моне старческим, слабым и дребезжащим.

– Да, знаю, – кивнула Пейдж. – Дядя посвятил меня во все подробности. Я все прекрасно понимаю. Я с раннего детства так много слышала о вас. И вот я здесь. В этом знаменитом доме. Но сразу должна предупредить: боюсь, из меня получится плохая помощница. Кое-кто из нас, наверное, чувствует в себе сверхъестественную силу, но я, увы, ничего подобного не ощущаю. И тем более не имею представления, как эту силу использовать. Но я попытаюсь сделать все, что возможно.

– Вы – одна из сильнейших, – произнесла Мона. – В этом нет никаких сомнений. Здесь собрались только те, кто обладает большой силой. Но никто из нас не знает, как использовать этот дар.

– Тогда пойдемте к Роуан. Посмотрим, чем мы можем ей помочь, – предложила Пейдж.

– Я не желаю, чтобы вы устраивали здесь дикие колдовские обряды, – неожиданно воспротивился Рэндалл. – Если кто-нибудь из вас начнет бормотать идиотские заклинания…

– Никто не собирается делать ничего подобного, – нахмурив брови, перебил Филдинг. Старческие его руки недвижно лежали на набалдашнике трости. – Я поднимусь на лифте. Мона, проводи меня. Рэндалл, думаю, тебе лучше тоже воспользоваться лифтом.

– Впрочем, если ты не хочешь идти с нами, тебя никто не неволит, – ледяным тоном процедила Лорен. – Это, кстати, касается всех. Мы никого не принуждаем.

– Я, конечно же, пойду с вами, – раздраженно пробурчал Рэндалл. – Думаю, то, что сейчас происходит, должно войти в летописи нашего семейства. Как пример небывалого доселе идиотизма. Подумать только, целая куча взрослых людей подчиняется распоряжениям тринадцатилетней девчонки!

– Не надо передергивать, – возразила Лили. – Мона тут ни при чем. Мы все хотим попробовать. Прошу тебя, Рэндалл, помоги нам. Сейчас не время для споров и раздоров.

Все вместе они вышли из гостиной, пересекли темный холл. Мона не слишком жаловала здешний лифт – старый, тесный, пыльный. К тому же он передвигался с пугающей быстротой. Однако она покорно последовала за двумя стариками. Войдя в кабину, она помогла Филдингу опуститься на стоявший в углу старинный деревянный стул с плетеным сиденьем. Затем захлопнула дверь и нажала кнопку. Когда лифт двинулся вверх, Мона положила руку на плечо Филдинга.

– Этот лифт останавливается ужасно резко, – предупредила она.

Стоило ей это сказать, как кабина резко дернулась, тем самым подтвердив справедливость этих слов.

– Проклятая штуковина, – пробурчал Филдинг. – Это так похоже на Стеллу. Только ей могло прийти в голову установить в особняке мощный лифт, который годится разве что для Американского банка.

– Американского банка больше не существует, – подал голос Рэндалл.

– Ты прекрасно понял, что я имею в виду, – отрезал Филдинг. – И нечего на меня наскакивать. Тем более эта идея мне тоже не слишком по душе. По-моему, подобные попытки просто смешны. Раз все здесь столь могущественны, может, нам стоит отправиться в Метэри и попытаться воскресить Гиффорд?

Мона помогла Филдингу встать и протянула ему трость.

– Раньше здание Американского банка было самым высоким в Новом Орлеане, – пояснил он.

– Я знаю, – кивнула Мона. Откровенно говоря, она никогда не слышала про Американский банк, но ей хотелось скорее положить конец препирательству между стариками.

Когда они вошли в хозяйскую спальню, все остальные были уже там. Майкл стоял в дальнем углу комнаты, не сводя глаз с лица Роуан, по-прежнему бледного и совершенно бесстрастного.

Церковные свечи горели на столике неподалеку от дверей. Здесь же стояло изображение Святой Девы. Наверняка это все устроила тетушка Беа, решила Мона. Это она зажгла свечи и установила эту статуэтку в белом покрывале, со скорбно склоненной головой и молитвенно сложенными руками. Будь Гиффорд жива, она бы тоже непременно настояла на использовании всей этой церковной атрибутики.

Никто не произносил ни слова. Наконец Мона нарушила тишину:

– Думаю, сиделкам лучше уйти.

– Сначала нам хотелось бы узнать, что вы намерены здесь делать, – сердито пробурчала младшая из двух сиделок, женщина неопределенного возраста, с желтоватым неприветливым лицом и белокурыми волосами, разделенными на пробор и убранными под белоснежную накрахмаленную шапочку. В своем стерильно чистом строгом одеянии она напоминала монахиню. В поисках поддержки она бросила взгляд на вторую сиделку, пожилую, темнокожую. Но та хранила молчание.