Стивен Кинг - Томминокеры

Гард запустил на полную все четыре насоса, и речушка заструилась уверенным потоком. Потом он направился проверять скобы, которые крепко удерживали шланги на земле; именно этим ему и предстояло заниматься в течение дня.

Если он решится на побег, перед ним откроются лишь два пути: раструбить всему миру о том, что тут творится, или держать рот на замке. Подспудно он понимал, что скорее всего выберет второй вариант, а значит, главное, с чем ему придется иметь дело, – с собственным чувством справедливости. Списать со счетов месяц каторжного труда и распрощаться с мечтой о том, чтобы повернуть вспять убийственный курс мировой политики, а заодно и вычеркнуть из своей жизни старинную приятельницу и былую любовь Бобби Андерсон, без которой его плющит последние две недели.

И третий вариант: избавиться от тарелки. Взорвать ее. Уничтожить. Низвести в разряд сомнительных слухов. Пусть она станет чем-то вроде пришельцев из таинственного «Ангара-18».

Он прекрасно понимал, что уничтожить корабль – еще не самый плохой вариант. И его недавние мысли о Часах судного дня и о том, что от ядерной ночи мир отделяют всего две минуты; и ненависть к этим наглецам, которые кормятся на атомной энергетике, создают ее, одобряют, отказываются признавать ее явную угрозу даже после того, что случилось в Чернобыле, – все отодвинулось на второй план. В земной атмосфере окислялось вещество, пропитывающее корпус корабля (отнюдь не случайно, Гард был уверен), и из-за этого в городе изобрели кучу невероятных приспособлений. Одному богу известно, сколько чудесных устройств таится внутри инопланетной тарелки. Есть и обратная сторона медали: нейрохирург, разбившийся в самолете, старик и здоровяк-полицейский; не исключено, что и женщина-констебль, миссис Маккосланд, а с ними и пропавшие полицейские, а может быть, и маленький Браун. Сколько жизней брошено на алтарь этой таинственной штуковины, торчащей из земли подобно рылу гигантского кита? Несколько? Все? Ни одной?

Одно он знал наверняка: этим дело не кончится.

Сам корабль был, конечно же, апогеем созидательной мысли… но надо понимать, что он потерпел крушение и создали его неизвестные нам существа, прилетевшие из глубин бесконечности. Существа, чей разум, возможно, отличается от людского столь же разительно, как мышление паука и человека. В воскресном утреннем мареве блестел в земле невероятный, удивительный артефакт, обиталище демонов, которые по-прежнему бродят меж его стен и прячутся в потаенных нишах. Бывало, Гард смотрел на корабль, и горло его сдавливало от немого страха, как если бы кто-то глядел на него из недр земли.

Но как же от нее избавиться? Взорвать? Да не смог бы он, если б и захотел. Заряды, что крошили в щебень горную породу и были многократно мощнее динамита, не оставили на корпусе ни царапины. Он что, должен сгонять быстренько на ближайшую базу ВВС и стащить оттуда атомную бомбу? А потом с легкостью Дирка Питта из романов Клайва Касслера вернуться обратно? И кто, интересно, посмеется последним, если он, титаническими усилиями раздобыв ядерную боеголовку, взорвет ее, чтобы одним щелчком высвободить корабль, целый и невредимый?

Таковы были его варианты. Третий можно и вовсе не принимать в расчет. Меж тем, пока Гарденер в сотый раз прокручивал в голове все эти мысли, он неторопливо приступил к утренней вахте. Включил на полную мощность насосы, проверил брандспойты. Потом вернулся к траншее, осмотрел всасывающие шланги, заметил уровень воды, который, к его немалой радости, значительно упал. Вода плескалась глубоко на дне, и разглядеть ее можно было лишь с мощным фонарем. Похоже, к среде-четвергу получится возобновить раскопки, и уж тогда работа пойдет быстрее. Дно водоносного слоя было пористым, пронизанным крупными полостями. Уже не придется пробивать в земле ниши – внизу полно углублений, в которые легко поместится радио со взрывчаткой.

Работа заметно упростится. Образно говоря, мы завершили этап тягомотно-тягучего замеса и теперь имеем дело с вызревшей опарой, легко отстающей от рук.

Он постоял какое-то время на краю траншеи, направив мощный луч фонаря в непроглядную тьму обрыва. Выключил его, решив еще раз проверить скобы. Ну вот, пожалуйста, полдевятого утра, а нестерпимо тянет выпить горячительного.

Он обернулся и увидел Бобби.

У Гарденера отвисла челюсть. Немного оправившись от потрясения, он закрыл рот и устремился к Бобби в полной уверенности, что это – галлюцинация и силуэт вот-вот растворится в воздухе. Но Бобби никуда не делась, и Гард мимоходом отметил произошедшие в ней перемены. Она облысела. Блестящий белый лоб простирался теперь до макушки, образуя в центре головы самый большой в мире «вдовий пик». Голая кожа на ее черепе была не единственным бледным местом на теле: вся она походила на человека, долго боровшегося с тяжелым недугом. Согнутая в локте рука висела на перевязи, лицо покрывал толстый слой тонального крема. Обычно дамочки так густо мажутся, когда хотят скрыть какой-нибудь синяк. И все же вот она, Бобби… Это не сон.

Слезы подступили к глазам, ее силуэт двоился, троился. В этот миг, и никак не раньше, Гард окончательно осознал, как страшно и одиноко ему было все это время без нее.

– Бобби? – хрипло проронил он. – Это и впрямь ты?

Бобби улыбнулась своей фирменной теплой улыбкой, которую он так любил и которая так часто спасала его в самые трудные минуты. Да, это была Бобби, любимая, милая Бобби.

Он подошел к ней, обнял и уткнулся лицом ей в шею, совсем как в былые времена.

– Здравствуй, Гард, – сказала она и заплакала.

Он тоже плакал. Плакал и целовал, целовал и не мог остановиться.

Его ладони скользили по ее телу, а она придерживала его за шею свободной рукой.

Нет, сказал он, продолжая ее целовать, тебе же нельзя.

Тише, мне надо. Это мой последний шанс. Наш с тобой последний шанс.

И они снова поцеловались. И вот уже ее рубашка расстегнута, и то, что оказалось под ней, нельзя было назвать станом богини. Белое и болезненное тело с дряблыми мускулами и обвисшими пустыми грудями тем не менее оставалось любимым и родным. Гард осыпал ее поцелуями, и оба плакали.

Гард, мой милый, дорогой, единственный

Чш-ш-ш…

Умоляю, люблю тебя

Бобби, милая

Люблю

Поцелуй меня

Поцелуй

Да

Они опустились на колючую лесную подстилку и продолжали целовать друг друга, обливаясь слезами; и, войдя в нее, Гард понял одновременно две вещи: как сильно ему ее недоставало и как тихо в лесу без птиц. Вокруг все вымерло.

Поцелуй.

Своей давно не стиранной рубашкой Гард отер с кожи разводы коричневого грима. Неужели Бобби пришла сюда в таком виде, чтобы заняться с ним любовью? Об этом лучше не думать. По крайней мере сейчас.