Джастин Кронин - Перерождение

Повисла тишина. Почему-то Питера встревожили не только слова, но и тон девушки. Она… Она словно прощалась с ним!

– Как думаешь, Тео и Маус в порядке? – неуверенно спросил он.

– Трудно сказать. Надеюсь, что да.

– Знаешь, – откашлявшись, начал Питер, – по-моему, Сара с Холлисом…

– Нашли друг друга? – Алиша захихикала. – Ну вот, а я думала, ты не в курсе! Пожалуй, тебе стоит сказать им об этом. Всем сразу станет легче!

– Так это ни для кого не секрет?!

– Питер! – укоризненно протянула Алиша и нахмурилась. – Об этом-то и речь! Спасать человечество – дело хорошее и благородное, лично я только за! В дальнейшем постарайся уделять чуть больше внимания тому, что творится у тебя под носом!

– Да я вроде обращаю…

– Вот именно что «вроде»! Питер, мы всего лишь люди. Не знаю, что на той горе, но это я знаю точно. Мы живем, умираем, если посчастливится, встречаем того, кто помогает нести бремя… Скажи Холлису и Саре, что все в порядке, они хотят услышать это именно от тебя.

Питер не мог оправиться от потрясения: как же он не замечал того, что творится между Сарой и Холлисом?! Неужели он замечает только то, что хочет заметить? Глядя, как Алишины волосы блестят в первых лучах рассвета, Питер вспомнил ночь на крыше энергостанции, когда они говорили о том, стоит ли искать себе пару и заводить Маленьких. Той удивительной, потрясающей ночью Алиша показала ему звезды, даже не показала, а подарила. Тогда нормальная жизнь, вернее, то, что ею считали, казалась далекой и недостижимой, как звезды. И вот они здесь, в тысяче миль от дома, который вряд ли увидят снова. Вроде бы те же люди, что и раньше, но при этом другие, потому что в их сердцах живет любовь.

Именно об этом Алиша говорила и сейчас, и на крыше энергостанции, в последние спокойные минуты перед тем, как началось невообразимое. Все, что они делали, делалось ради любви, причем это касалось не только Холлиса и Сары, а каждого их них.

– Лиш… – позвал Питер, но девушка покачала головой, не давая договорить. Ее лицо неожиданно омрачили беспокойство и тревога. Из-под брезента выбрались Холлис и Сара. Начиналось утро.

– Говорю же, мы все здесь из-за тебя, – повторила девушка. – Я больше, чем кто-либо другой. Ну, кто из нас разбудит Штепселя, ты или я?

Друзья свернули в лагерь, а, когда зашагали вниз по реке, солнце уже стояло высоко над горами и в лесу клубилась золотая дымка.

Ближе к полудню шедшая первой Алиша остановилась и подняла руку: тихо, мол, тихо!

– Лиш! – позвал Майкл из конца колонны. – Чего мы ждем?

– Тихо!

Алиша принюхалась, и буквально в ту же секунду Питер тоже почувствовал странный запах, такой сильный, что ноздри щипало.

– Чем это пахнет? – прошептала Сара, а Холлис показал винтовкой куда-то вверх.

– Смотрите!

Прямо над их головами на ветках висели длинные ряды маленьких белых предметов. Ни дать ни взять фрукты!

– Что это, черт подери?

Но Алишу больше интересовала земля: опустившись на колени, она разгребала тяжелый ковер листьев.

– Проклятье!

С грохотом упало что-то тяжелое. Питер не успел и рта раскрыть, как накрывшая их сеть поднялась в воздух. Друзья бились, вопили, барахтались. Сеть достигла наивысшей точки, на миг замерла, камнем полетела вниз и затянулась, сжав их в извивающийся комок.

Питер оказался вверх ногами под здоровяком Холлисом и Сарой. Перед самым носом маячила кроссовка, принадлежавшая, скорее всего, Эми. Определить, где кончается одно тело и начинается другое, не представлялось возможным.

Сеть завертелась, как волчок. Грудь Питера сдавило так, что он едва дышал, в щеку врезались веревки, свитые из прочного волокнистого материала. Земля напоминала палитру расплывшихся красок.

– Лиш!

– Я пошевелиться не могу!

– Кто-нибудь может?

– Меня сейчас вырвет! – прохрипел Майкл.

– Нет, Майкл, не смей! – взвизгнула Сара.

При всем старании до ножа Питер дотянуться не мог. Даже если б получилось и нож достать, и веревки перерезать, они бы рухнули на землю и разбились. Сеть закрутилась медленнее, остановилась, потом снова закрутилась с дикой скоростью, и их швырнуло в противоположном направлении. Откуда-то с верху кучи малы послышались мерзкие звуки: Майкла вырвало.

Они крутились, останавливались и снова крутились. Где-то на шестой раз Питер разглядел в подлеске какое-то движение, словно деревья с кустами ожили и зашевелились. Разговаривать к тому времени он уже не мог: слишком укачало. Было вроде бы страшно, а потом и страх закрутился волчком, перемешавшись с другими чувствами.

– Черт, это бомжи! – воскликнул кто-то где-то, кажется, внизу.

Тут Питер увидел солдат.

Первые несколько дней Маусами спала по шестнадцать, восемнадцать, двадцать часов. Тео выгнал мышей из спальни второго этажа: в ход пошли и метелка, и устрашающие крики. В комоде обнаружились простыни и одеяла, сложенные с воистину маниакальной аккуратностью, и даже две отвратительно пахнущие подушки: одну Маус положила под голову, вторую – под колени, чтобы дать отдых спине. В правую ногу стала отдавать острая и сильная, как электрический разряд, боль – малыш давил на позвоночник! «Молодец, правильно делает! – думала Маус. – Мою тесную утробу расширяет!» Тео суетился вокруг нее не хуже сиделки: то попить принесет, то поесть. После обеда он спал на продавленном диване, который стоял на первом этаже, а вечером брал дробовик, устраивался на крыльце и смотрел в темноту.

Однажды утром, проснувшись, Маус почувствовала прилив новых сил. Усталость исчезла: несколько дней отдыха пошли напользу.

Маус села в кровати и увидела, что на улице светит солнце. Воздух был сухим и прохладным. Ветерок теребил занавески. «Разве я открывала окно? – удивилась Маус. – Наверное, это Тео ночью открыл!»

Малыш устроился на мочевом пузыре. Вообще-то у кровати стояло ведро, но без крайней нужды пользоваться им Маус не желала. Она встанет и доберется до уборной, чтобы показать Тео: ей намного лучше.

Даже из спальни Маус слышала, как Тео суетится и хлопочет где-то внизу. Маус встала, натянула на длинную сорочку свитер – в брюки она уже не влезала – и начала спускаться по лестнице. Неужели за пару дней у нее сместился центр тяжести? Из-за выпирающего живота Маус с трудом держала равновесие и чувствовала себя страшно неуклюжей. Что же, придется привыкать. Срок меньше шести месяцев, а она уже расплылась!

Маус спустилась в комнату, которая показалась совершенно незнакомой. Ничего себе перемены! Диван и стулья прежде стояли вдоль стен, а сейчас – в центре, у камина. Стулья Тео повернул друг к другу, между ними постелил коврик, а на него поставил маленький деревянный стол. Некогда грязный пол блистал чистотой. Диван Тео накрыл одеялами, чтобы спрятать пятна и дыры.