Роберт Говард - Боги Бал-Сагота (сборник)

– Скорее, сахиб! Вниз по коридору! Я вас прикрою!

– Нет! Бери Джоан и убегайте! – Харрисон буквально перебросил девушку афганцу в руки и, повернувшись обратно к комнате, поднял булаву. Как и Хода-хан, похожий на берсерка, он пылал тем безумием, какое порой охватывало мужчин в разгар битвы.

Монголы напирали – они тоже были вне себя от жажды крови. Их квадратные лица исказились в исступлении. Они преградили дверь своими телами, прежде чем Харрисон успел ее закрыть. Его задевали лезвия, но он взял булаву обеими руками и стал работать ею, как заведенный, сея хаос среди тех, кто пытался протиснуться в проем, кого толпа продавливала к нему. Свет фонарей, безумные лица, превращающиеся в кровавое месиво под его ударами, – все расплывалось, словно в алом тумане. Стив забыл сам себя и стал просто перенесшимся на пятьдесят тысяч лет в прошлое человеком с волосатой грудью и налившимися кровью глазами, вооруженным дубиной. Человеком, всецело отдавшимся инстинкту убивать.

Нанося удар за ударом, кроша черепа и брызжа кровью себе в лицо, ему хотелось взвыть от не поддающегося пониманию восторга. Он не чувствовал ножей, что его ранили, – и даже едва осознавал, что подступавшие к нему враги быстро пятились, устрашенные гневом, что он изливал. Когда их поток иссяк, Стив так и не смог закрыть дверь – ее преградила отвратительная масса раздавленной и сочащейся кровью плоти.

Вскоре он уже, лихорадочно дыша, бежал по коридору, движимый то ли смутным инстинктом самосохранения, то ли осознанием долга, каким-то образом всплывшим поверх его всепоглощающего порыва хватать врагов и бить, бить, бить – до того, как его самого захлестнула багровая волна смерти. В такие моменты желание умереть, пав в бою, становится почти равным желанию жить.

В оцепенении, пошатываясь, врезаясь в стены и отскакивая от них, Харрисон добрел до дальнего конца коридора. Хода-хан возился с замком, Джоан стояла рядом, но ее так качало, что казалось, девушка вот-вот упадет. Толпа с криками неслась по коридору вслед за ним. Харрисон, смутно соображая, отпихнул Хода-хана в сторону и, занеся над головой окровавленную булаву, выбил замок одним мощным ударом – болты повылетали из своих отверстий и врезались в крепкую створку, словно та была сделана из картона. В следующее мгновение они вошли в проем, и Хода-хан захлопнул то, что осталось от двери – она провисла на петлях, но каким-то образом держалась. На каждом косяке имелись тяжелые металлические скобы, и Хода-хан нашел и вставил туда железный прут как раз вовремя, чтобы сдержать нахлынувшую толпу.

По другую сторону двери монголы завыли и зачиркали ножами, но Харрисон знал, что пока они не высекут достаточно дерева, чтобы прогнуть дверь, прут будет держать ее на месте. Пока к нему постепенно возвращался разум, детектив стал чувствовать дурноту, но устремился вслед за своими спутниками. Мельком Харрисон заметил, что он ранен в икру, бедро, руку и плечо. Кровь пропитала его исполосованную рубашку и ручьями стекала по предплечьям. Монголы ломились в дверь, рыча, как шакалы над падалью. Дыры в двери расширялись, и сквозь них Стив уже видел врагов, которые бежали по коридору с ружьями в руках. И как только он подумал, почему они еще не стреляют, причина стала ему ясна: беглецы оказались в помещении, которое служило складом боеприпасов. Одна из стен была заставлена ящиками с патронами, и как минимум в одной коробке лежал динамит. Но ни ружей, ни пистолетов Харрисон не видел. Очевидно, они хранились в какой-то другой части здания.

Хода-хан пытался взломать замок на двери напротив, но в какой-то момент остановился, чтобы осмотреться. Затем вдруг с криком «Аллах!» бросился к открытому ящику, вытащил что-то, повертел в руках, выругался и уже было замахнулся, но Харрисон схватил его за запястье.

– Не бросай это, идиот! Ты взорвешь нас к чертям! Они боятся сюда стрелять, но очень скоро проломят дверь и перережут нас. Так что помоги Джоан!

Предмет, схваченный афганцем, оказался ручной гранатой – единственной в этом пустом ящике, как успел заметить Харрисон. Детектив распахнул дверь и, когда они вышли и оказались в свете звезд, закрыл ее обратно. Джоан шла, пошатываясь, афганец ее придерживал. Они догадались, что очутились в задней части дома, и устремились по открытому пространству в поисках убежища. Увидели крошащуюся каменную стену, примерно по грудь высотой, и забежали в зиявший в ней широкий проем, но сразу же были вынуждены остановиться. C губ Харрисона слетело проклятие, когда в тридцати шагах его взору открылся стальной забор – тот самый, о котором рассказывал Хода-хан. Он достигал десяти футов в высоту и был увенчан острыми пиками. Дверь за их спинами проломилась, и зазвучали яростные выстрелы. Беглецы очутились в ловушке. Если бы они попытались перелезть забор, монголы просто перестреляли бы их, как мартышек.

– Бежим за стену! – гаркнул Харрисон, толкая Джоан за каменную преграду. – Пусть они за все заплатят, прежде чем возьмут нас!

Дверной проем заполнило множество лиц, на которых теперь сияли торжествующие ухмылки. В руках у многих преследователей были ружья: они знали, что их жертвам не из чего стрелять и некуда бежать, так что теперь можно палить, ничего не опасаясь. Пули щелкали по стене, и в этот момент Хода-хан с протяжным криком взобрался на ее вершину и зубами вырвал чеку своей гранаты.

– Ля иляхха илляхах, Мухаммад расул уллах [74]! – проголосил он и метнул снаряд – но не в людей, которые, завопив, пригнулись, а им за спины, точно в склад!

В следующий миг ночь наполнил страшный грохот, и ослепляющая огненная вспышка разорвала тьму. В этот момент Харрисон успел увидеть на фоне пламени Хода-хана, который отлетал назад, выпростав руки. Но мгновением позже вновь наступила кромешная тьма и раздался громоподобный шум обрушения дома: стены дрогнули, балки раскололись, крыша провалилась, и все посыпалось, этаж за этажом, до самого покореженного фундамента.

Сколько Харрисон пролежал, как мертвец – ослепший, оглохший и парализованный и присыпанный обломками, – он не знал. Сперва он почувствовал, что лежит на чем-то мягком, – чем-то, что корчилось и стонало. У него было смутное ощущение, что с этим нечто следовало обращаться бережно, поэтому Стив принялся сбрасывать с себя осколки булыжников и бетона. Не в силах пошевелить рукой, детектив все же сумел выкопаться и кое-как встать на ноги. В оставшихся от его одежды лохмотьях Харрисон выглядел, как пугало. Он пошарил среди обломков, схватил девушку и потянул ее к себе.

– Джоан! – Его собственный голос звучал будто издалека, пришлось перейти на крик, чтобы она услышала. Их барабанные перепонки при взрыве едва не лопнули.