Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Позвольте, какой еще вечер? Часы на городской ратуше недавно пробили три часа!

Вечер не вечер, а пасмурно. От мороза перехватывает дыханье, снег липнет на ресницы. Будто город накрыли огромным одеялом, – и в глазах темнеет, и дышать трудно.

В это самое время, а может быть, чуть раньше, но вполне возможно, что и позже, в город вошел человек в светло-сером дорожном плаще и простом холщовом капюшоне, грубо окрашенном в коричневый цвет. Да так, что казался в разводах грязи, словно человек напялил на голову старый мешок. Человек шел налегке – ни котомки, ни даже дорожного посоха. Хотя, конечно, если он имел с собой достаточно денег, то не нуждался в обременительной поклаже. Жители Старого Города всегда готовы оказать дружескую услугу одинокому путнику, застигнутому метелью. За какие-то пару-тройку монет он найдет здесь самый радушный прием.

Но, увы, когда человек скинул плащ при входе в трактир, его пояс оказался обычным поясом – никакого кошелька на нем не висело.

Улыбчивая трактирщица сразу раскусила пришельца. Что-то шепнула здоровенному бородачу, и через минуту тот уже выпроваживал беднягу:

– Иди, иди! Здесь не место всяким проходимцам!

Пирующие за соседним столиком профессора– богословы упрекнули его в жестокосердии:

– Куда ты его гонишь, хозяин? В такую погоду и собаку тронуть грех, не то что человека!

На что последовал ответ:

– Будьте покойны, господа книжники, занимайтесь своим делом. Добро, если бы просто бродяга, а то ведь – эвон!.. Неужто не признали мастера иллюзий?

Люди сразу приумолкли. Вопросительные и испуганные взоры обратились на мужчину, который только грустно улыбался, щурясь на огонь. Бражники пристально рассматривали его, и на всех, без исключения, лицах, лежала печать враждебности.

Мужчина, который выглядел совсем молодо, – жидкая бородка едва пробилась на подбородке, мокрые волосы густо облепили лоб, близорукие агатовые глаза мягко сияли, как два маленьких очага, – сделал попытку смягчить людей:

– Не хлеба прошу у вас, высокочтимые, не ночлега! Погреться, дайте мне только час отдохнуть у огня!

Молчание в ответ.

Здоровяк трактирщик сильно толкнул его в спину:

– Нечего, нечего! Иди себе мимо! Закон не велит якшаться с такими мазуриками. Убирайся, откуда пришел!

Когда за незнакомцем захлопнулась дверь, тихий вздох облегчения, вырвавшийся из двух десятков уст, облетел помещение. Но разговоры не возобновились – людям казалось, что дух изгнанника все еще витает поблизости. Они чувствовали себя не лучшим образом.

Мастер иллюзий, опершись о гранитный столп, воздвигнутый в память давно забытого императора, исходил кашлем. Алые капли крови, слетевшие с его губ, вонзились в снег, как зернышки граната. Равнодушие и черствость этих людей убивали его. Слишком долгой была дорога; часто ему приходилось ночевать, укрывшись в придорожных канавах под грудами сырой листвы. Или прятаться за деревьями при любом намеке на приближение конного экипажа. Он опасался погони.

Скверное дело. Если в ближайшие час-два он не найдет пристанища и горячей пищи, то не дотянет до следующего утра.

Однако он не испытывал ненависти к людям, прогнавшим его взашей, потому что знал – они боятся его до обморока, до истерики…

Мастер иллюзий испытывал странное ощущение, что боль и усталость разливаются рекой по всему телу и холодят его, превращают в студень. Это даже не было связано с погодой – он боялся, что начинает терять контроль над своими рефлексами. Неужели преображение началось без его участия?

Белый покров так обманчив! Снежные ловушки под ногой – где-то ступишь по щиколотку, а где-то ухнешь чуть ли не по колено.

Он сосредоточенно смотрел под ноги, словно мог что-то изменить. Например, выровнять свою походку, шаткую от голода. Или высушить усилием мысли насквозь промокшие сапоги.

Нет ничего хуже дырявых сапог. Без хлеба, без крова можно перетерпеть некоторое время, но сапоги непрерывно напоминают своему обладателю о его горькой доле.

Мимо пролетел снежок. Пущенный детской рукой, он едва не угодил в ухо мастеру.

Он повернул голову на звук заливистого смеха: чуть больше дюжины детей, мальчики и девочки, затеяли веселую возню.

И верно, отчего бы им не веселиться! На них надеты теплые вещи. Когда они почувствуют усталость или замерзнут, то поспешат домой, где их ожидают горячий ужин, очаг, теплая постель.

Тепло. Огонь. Жар…

Он представил себе это. Представил себя свободными, извивающимися крыльями пламени.

Дети прекратили свою игру. Они подошли ближе, разглядывая незнакомца с удивлением и восторгом.

– А еще покажите что-нибудь, дяденька! – дернула его за рукав маленькая девочка, закутанная так сильно, что из-под пухового платка выглядывали лишь глаза и острый носик.

Мастер иллюзий устало улыбнулся. Какая– никакая, а все же аудитория! Дети, видимо, совсем не боялись его. Детям не было дела до взрослых запретов и суеверий.

Он смотрел в эти глаза, чистые, не отягощенные подозрением или сомнением. Только любопытство. И вера.

Мастер иллюзий развел руки на ширину плеч и помахал ими вверх-вниз.

– Сейчас будет медведь, – пообещал он детям. – Но не надо бояться – медведь добрый.

Бурая шкура, плечи горбом, мокрый черный нос. Неуклюжие шаги, довольное покряхтывание и ощущение мощи, от которой делалось даже щекотно.

Дети заверещали от восторга. Делая большие глаза, они скакали вокруг, а мишка грузно уселся на задние лапы, поднял башку вверх и размахивал когтистыми пальцами, разгоняя назойливых белых мух.

– Кошку, кошку! – закричали дети. – А теперь кошку!

Медведь превратился в кошку. Гибкое балансирование на самых кончиках лап. Усы промокли от снега – фи, гадость! Кошка недовольно отряхнулась и принялась вылизывать подушечку лапы, чтобы хорошенько пройтись по ушам, по пушистым щекам, по шее. Что за глупые дети! Не подходите, грязнули!

Кинувшийся было погладить ее мальчишка отпрянул, едва не получив пощечину. Кошка предостерегающе зашипела. Неужели они теперь попросят ее сделаться мышкой? Торопясь предупредить глупые желания детей, Мастер иллюзий стал королевой – где кошка, там и королева!

Горностаевая мантия, тяжелыми складками спадающая на снег, надменный взгляд, безупречность черных локонов, увенчанных жемчужной тиарой. Дети, как один человек, преклонили колени.

– Боже, как она прекрасна! – ахнула самая маленькая девочка, в порыве благоговения складывая руки на груди, где под складками одежды таился серебряный нательный крестик.

Королева окинула своих маленьких подданных надменным взором и обернулась эльфом.

Прозрачным эльфом, сквозь которого просвечивали снежинки, да еще к тому же тихо звенели, ударяясь в невероятно прекрасные хрустальные крылья. Хотя была зима, и метель заметала все кругом, раскрашивая мир в сонный цвет ваты, но детям казалось, что они видят радугу на кончиках стеклянных перьев.