Грим - Ученик слесаря [СИ]

Тем более, что другой беззлобно, но прямо спросил:

— Да чего ты вокруг нас всё вынюхиваешь? Да ты не из ментуры, братан?

Ивану и в голову не приходило обращаться в милицию. В русском менталитете всякое с ней сотрудничество считается предосудительным. Западло, да и только. За исключением тех ситуаций, когда самого бьют. Тут уж выбирать не приходится: милиция, так милиция, кирпич, так кирпич. Что первое под руку подвернется. Надо сказать, что милиция, да и полиция с царских времен, сама постаралась очень, чтоб испортить себе репутацию. Но думается, дело не в репутации. Тогда в чем?

Но между делом Иван продолжал прислушиваться, если разговор в эту тему при нем возникал. А он возникал постоянно и в привычку вошел. Он узнал таким образом, что кроме этих двух происшествий случай со смертельным исходом был еще в марте. Апрель был пуст от событий, а вот февраль вновь ими отмечен. А что было до февраля, толком никто ничего не помнил. Да и было ли что-либо вообще? Словно жизнь на земле впервые за четыре месяца до текущего дня возникла. Столь короткая память бывает, когда народное подсознание пытается отсечь какой-нибудь ужас. На это психологическое предположение Иван наткнулся в большом словаре, куда заглянул по поводу Фрейда. Фрейдом оказался интеллигентный мужик с бородкой, глядевший с маленькой фотографии над вокабулой. Вид его почтенье внушал. Но не доверие. Так что Иван, наскоро прочитав статью, словарь захлопнул, решив про себя, что не стоит это Фрейд глубокого изучения.

И сейчас, идя за мылом, он снова подумал, если она, Александра Федоровна, мыло выдает ежемесячно, то нельзя ли по списку выдачи этих мыл точные даты смертельных случаев определить. И уже дойдя до конторы, решил, что нет, наверное, нельзя. Однако, пока кладовщица отлучалась за положенным Ивану куском, он журнал, где расписывался, и что на барьере лежал, развернул и просмотрел его бегло. Почерк у кладовщицы был крупный, но неразборчивый, а отсутствовала она не более полуминуты, так что Иван ни одной фамилии, а тем более даты, не успел разобрать.

— Распишись. — Она развернула журнал к себе, вписала в него Ивана и ткнула в его фамилию авторучкой. — Ванька встань-ка, — сказала кладовщица, взглянула на Ивана бегло и отвернулась. Из-под платочка, словно пружинка, выбилась белокурая прядь. — Ты уже месяц у нас отработал?

— Ну и что?

— Тогда постой.

Она вновь отошла в кладовые недра. Спросить, что ль…

— Слушай, когда Етишкину мыло выдавали?

— Зачем тебе его мыло? — спросила кладовщица рассеянно, наклонившись над ящиком, в котором что-то якобы перебирала, обратив к Ивану обтянутый черным халатом зад. Может, специально нагнулась, чтоб обратить вниманье Ивана на это свое преимущество: мол, погляди, какой он у меня крепкий и круглый.

— Да нет, — сказал Иван. — Не надо мне его мыла. Так спросил. Просто валяется в душевой ничейный кусок, думал его.

Кладовщица вернулась к столу.

— Тебе теперь стиральный порошок полагается. — Ткнула Ивану в грудь через стол пачку. — Распишись. Так что ты там про Етишкина? — спросила она, когда Иван уже развернулся, чтобы уйти.

— Так, — вновь повернулся к ней Иван.

— Ты зайди ко мне, как отобедаешь, — сказала она. — Про Етишкина потолкуем. А может и еще кое о чем.

Он взглянул на нее внимательно. Что там в ее глазах? Немного эротики. Немного страха. Любопытство. И желание поделиться чем-то таким, чем ни с кем делиться не хочет или не может. Это желание в ней было отдельно от эротического.

— Я зайду, — пообещал он.

— Постучи. А то дверь будет заперта.

— Постучу, — еще пообещал он.

Дядя Петя был то ли рассеян, то ли расстроен с утра, а может, одно было причиной другого. Он даже, схватил, не глядя, подсунутый ему кем-то ключ 22 на 24, но тут же бросил его и принялся тереть ладонь о спецовку, будто ожог или осквернил ее, левую, прикосновением к этому ключу. Накричал в связи с этим на Ивана, хотя тот был здесь ни при чем. В этот день он то и дело переходил от конкретной деятельности к абстрактной задумчивости, а потом опять к деятельности, и однажды, срывая болт, ударил вместо зубила себе по пальцу. После этого, окончательно разозлившись, собрал инструмент и ушел. Часом позже Иван видел его уже перебинтованным, мимоходом удивившись сему: если палец расшиб, то зачем же всю ладонь обмотал? Пообедав, он, хотя и не был с похмелья, улегся на телогрейки, а Иван отправился к кладовщице.

Контора была пуста. Дверь кладовой заперта изнутри. Иван постучал, как и было условлено. Ему тут же открыли.

Халата на ней на было. Но это не значит, что Александра была голая. Просто платье ее кокетливое, что раньше было халатом скрыто, теперь подчеркивало ее прелести. Халат ее старил, и сейчас Иван ей не то что тридцать или двадцать шесть, но и двадцать три приписал бы с большим натягом.

— Залезай, — пригласила она.

Иван перепрыгнул через стол. И как бы не удержавшись на ногах, за нее ухватился. Она положила ему руку на грудь. Слегка оттолкнула этой рукой.

— Сядь.

Иван сел на оказавшийся сзади него стул.

— Покойниками интересуешься? — спросила она.

— Только в некрофилы меня не записывай, — сказал Иван. Кое-какими специфическими терминами он после фрейдистской вокабулы мог теперь оперировать без словаря.

— Жалко его, — сказала Шурочка. — Глаза у него голубые были, ты заметил? И усики. Всё отпустить их пытался. Только они у него плохо росли. Он ко мне сюда иногда заглядывал. Всё про собак рассказывал. И про семью свою.

— А фасовщица? — пользуясь случаем, подхватил тему Иван.

Чтобы не очень утомлять ее ум этой темой, чтобы часть ее внимания от этой темы отвлечь (хоть и первая начала), перевести эту тему в разряд «между прочим» и «надо же о чем-то говорить», то есть не показать своей искренней заинтересованности, Иван положил ей руку на талию и слегка притянул к себе.

— Валентина? — Она положила руку ему на плечо, рука слегка напряглась, как бы говоря: рано еще сокращать расстояние. — И Валька заглядывала. Мы с ней не то что подруги, но жили в соседних домах. Иногда вместе с работы возвращались.

— Ты не находишь ничего странного в этих случаях? — спросил тогда Иван.

— Скорее, скорбное в этих случаях я нахожу, — сказала кладовщица.

Кладовщица, повторил про себя Иван, сделав ударенье на о. Слово прозвучало забавно. Он улыбнулся.

— Тебе смешно?

— Нет, — сказал Иван. — Я тоже скорблю. Хотя и не знал никого из этих людей, кроме Етишкина. Сколько их было всего? И часто такое случалось?

— Зачем тебе это?

— Страстно интересуюсь статистикой. Собираюсь поступать в соответствующий институт, — сказал Иван.

— Это в ментовский, что ль?

— Почему именно?

— Ну… Там с такими вещами работают. С трупами, — уточнила она.