Джинн Райан - Нерв

Надо же, никогда не подумала бы, что она способна расплакаться. Но я бы и про себя не подумала, что смогу размахивать пистолетом.

– Пахнет, будто кто-то обоссался, – замечает Тай.

Действительно, к запаху пороха и попкорна примешивается запах аммиака.

НЕРВ, должно быть, производит какие-то манипуляции с освещением, потому что я начинаю различать контуры рук, хотя никакого света не видно. Я сажусь, чтобы нос оказался подальше от этого мерзкого ковра. И еще для того, чтобы попытаться разглядеть что-то в полумраке: диванчики, покачивающиеся головы, которые тоже меня рассматривают. Кофейного столика не видно, но, в конце концов, удается рассмотреть толстые тросы, которыми он крепится к потолку.

ОКЕЙ, ХВАТИТ ОПРАВДЫВАТЬСЯ ДРУГ ПЕРЕД ДУРГОМ. ВЫ ДОЛЖНЫ ЗАНОВО ПРИЦЕЛИТЬСЯ, ПРЯМО СЕЙЧАС. И ДЛЯ ПОЛНОЙ ЯСНОСТИ: ПРИЦЕЛ БУДЕТЕ УДЕРЖИВАТЬ В ТЕЧЕНИЕ ДВАДЦАТИ МИНУТ, ДО КОНЦА ИГРОВОГО ВРЕМЕНИ.

Я вспоминаю, как смотрела финал гран-при в прошлом месяце. Там еще ребята стояли на краю крыши. И я была уверена, что внизу натянута страховочная сеть. Пока игроки тряслись на карнизе, НЕРВ крутил нарезку – лучшие моменты предыдущих испытаний. Именно этим они сейчас наверняка и занимаются. Все для садистского удовольствия.

Зрачки у меня постепенно расширяются, и я различаю Тая, который поднялся над своим бруствером-диванчиком, направив пистолет на Иэна. Он шипит что-то Даниэле, которая медленно следует его примеру. Джен и Микки направляют оружие на меня – ну, на мой диванчик, какая разница. То же делает и Сэмюэль. Иэн поднимает пистолет, целясь в Тая.

Я держу пистолет на коленях, пытаясь решить, что делать. Проведя по нему пальцами, я нащупываю рычажок предохранителя. Стоит ли на него нажимать? Но мне нужно защищаться, и я уверена – никто больше пистолет на предохранитель не поставил, хотя НЕРВ вообще ничего не сказал насчет того, что этого делать нельзя. Да выбора тут особо нет, верно? Если я хочу защитить себя и своих друзей, мне нужно быть солдатом в этой уродской игре. Я поднимаюсь на колени и направляю пистолет на другую сторону стола.

Мы ждем. Вновь становится темно, музыка смолкает. Минуты начинают тянуться бесконечно – треск электричества, журчание в трубах этажом выше, учащенное дыхание, кто-то поменял позу. Темнота стоит, хоть глаз выколи, и она, как некое живое создание, забивается мне в глаза, в нос, в рот. Мне хочется оттолкнуть ее, но она связала меня по рукам и ногам. Грудь у меня чуть не разрывает – так неистово колотится сердце. Я икаю, не в силах контролировать свое дыхание или производимые мной звуки. Кто-то напротив ржет. Микки.

Иэн сдвигается к краю своего диванчика, который ближе ко мне, и шепчет.

– Опусти ненадолго голову. Сосредоточься на дыхании: медленный вдох – медленный выдох.

Я делаю, как он сказал, не забывая про пистолет и прицел. Мне плевать на чертово задание, но, если Микки начнет стрелять, мне придется сражаться. Я дышу. Спустя минуту я уже держу себя в руках. Но голова раскалывается, так что я перехватываю пистолет одной рукой, другой потираю висок. Это просто ужасный сон, верно? Я пытаюсь представить, что я где-то далеко отсюда.

Внезапно я вспоминаю лекцию по квантовой механике, которую читал нам учитель физики. Что-то там было по кошку. Кот Шредингера. Какая-то история о том, что все события остаются в поле возможностей, пока не произойдут на самом деле или пока кто-нибудь их не увидит. Этот ученый, Шредингер, уверял, что, если бы его кот сидел в коробке, никто не знал бы наверняка, жив он или мертв, пока не откроет коробку. Но теперь мне интересно, узнают ли Зрители о том, что с нами случилось, если никто не откроет эту кошмарную коробку.

Нет, надо прекратить. Нужно думать о чем-то таком, от чего этот бешеный стук в груди замедлится, а не наоборот. Темнота – она ведь может быть где угодно, когда угодно. Я могу быть живой, могу быть мертвой. Ладно, лучше буду живой. И представляю себе, что темнота – это мягкое покрывало безлунной ночи и в паре шагов от меня сидит парень, такой милый и теплый. И вот он обнимает меня, и сердце его бьется так сильно, но, говорю я себе, от страсти, не от страха.

Я уже почти убедила себя в реальности этой романтической фантазии, когда вновь становится немного светлее. На меня все так же направлены три пистолета. Вот и конец фантазии. Глаза у меня наливаются слезами, в животе тяжелым грузом замирает отчаяние.

Не легче становится после того, как Сидни издает театральный вздох и говорит:

– Окей, прошло примерно четыре минуты. Вам еще не надоела эта сцена? Наверняка мы сможем найти занятие поинтереснее, чем тыкать друг в друга пистолетами.

В ее голосе слышится дрожь, чего раньше никогда не бывало. Лучше бы она молчала. Но разве она из тех, кто будет молча терпеть?

Тай фыркает.

– Давай, подойди поближе и продемонстрируй, что у тебя на уме. Одна рука у меня свободна.

Из угла, где находятся Сидни и Томми, доносится яростное перешептывание.

Такое ощущение, что по мне бегают какие-то насекомые.

– Оставайся, где стоишь, Сидни. – Я бы подошла к ней, чтобы переубедить, несколько пистолетов повернутся вслед за мной.

– Как тебя зовут? – спрашивает она.

– Тай, потому что от меня та-а-а-ют.

Я вскакиваю.

– Сид, даже не думай!..

Вот вам типичная Сидни: обязательно попытается привлечь внимание к себе. Но то, что происходит сейчас, – не школьный спектакль. У нее не получится обаянием пробить себе – или мне – дорогу. При одной мысли, что Тай полезет к ней своими жирными лапами, меня начинает тошнить. И потом, как же Даниэлла? Она может приревновать, а ревнивая девушка с пистолетом – не самое удачное сочетание.

Микки издает стон:

– Черт, друзья этой недотроги бесят даже больше, чем она сама. Может, нам выбрать другую цель?

Я отвечаю:

– Ага, чего еще ждать от таких, как ты? Будешь целиться в людей, которые даже защитить себя не могут? Только не забудь, чей пистолет направлен тебе в голову.

Поверить не могу, что я это сказала, но я своего добилась: Микки по-прежнему целится в меня, а не в Сидни. Ужасно, что Сидни здесь, без всякой защиты. Моя храбрая, упрямая лучшая подруга, которая разгуливает в этом глупом корсете так давно, что, наверное, спина у нее уже разламывается.

Я вытираю глаза.

– Сид, просто не отходи от Томми, хорошо? – он ведь успел сказать ей насчет полиции, верно? Если, конечно, не испугался, что она вывалит эту информацию в какой-нибудь драматичный момент.

Томми говорит:

– А почему бы и нам не получить оружие?

Нет! О чем он только думает? Особенно учитывая, что полиция может ворваться в любой момент. Или он на это и рассчитывает? Тогда это значит, что он пытается показать, какой он крутой. И на кого же он стремится произвести впечатление? Эта публика того не стоит.