Сергей Пономаренко - Сети желаний

Предложение мне не понравилось — отправиться в небольшой городишко, где каждый на виду! Я считал, что в большом городе проще затеряться. Но когда меня о том же стала просить Ревекка, я сдался.

Девушка-подросток, какой я увидел ее первый раз, поселившись в квартире Прохоренко, уже тогда своей внешностью привлекла мое внимание, а за прошедшее время она расцвела и превратилась в настоящую красавицу. У нее были длинные, почти до пояса, густые волнистые черные волосы, очень гармонировавшие с большими темными глазами и необычайной длины ресницами, выделяющимися на фоне белоснежной кожи лица, и яркими, сочными губами-вишенками. Это была не бледность от нездоровья и истощения, как у некоторых барышень, в соответствии с модой моривших себя голодом, а естественная белизна кожи, которая так редко случается у брюнеток.

Ее лицо, фигура были удивительно гармоничные и пропорциональные, как у античных статуй, но внешностью она мне напоминала испанок с цветных гравюр. А если ко всему этому прибавить необычайную грациозность движений, выработанную во время занятий танцами, то можно представить, как ее появление на улице привлекало внимание мужчин. Вот это последнее обстоятельство и было поводом для отправки ее домой, к родителям. Время было неспокойное, и Маргалит Соломоновна боялась, как бы с девушкой ничего плохого не случилось. На протяжении последних двух месяцев Ревекка была пленницей в просторной квартире своей тети. Квартиру ей не разрешалось покидать даже для занятий танцами.

Беспокойство тети было понятно: каждый день приносил известия, тревожащие ее душу, — изнасилования, зверские убийства, ограбления стали нормой жизни, и хотя в основном это происходило на окраинах города, а не в центре, где постоянно патрулировали военные, яркая внешность девушки уж слишком привлекала внимание. А в мире, где правда основывается на силе, обывателю оставалось только одно — не высовываться.

Изредка к Ревекке приходили подруги, которые тоже занимались танцами, но в основном ее собеседниками, старающимися как-то ее развлечь, были Ипполит Федорович, тетя и я. После возвращения из Петрограда я одно время избегал общения даже с ней, чем ее крайне обижал. Но теперь, когда моя сердечная рана стала заживать, уже она демонстративно меня игнорировала. Лишь в последнее время, когда она стала невольной затворницей, в наши отношения вернулась прежняя сердечность. Мне нравилось за ней наблюдать, любоваться ею. Вот она с глубокомысленным видом стоит в гостиной перед полками с книгами, по-детски сунув палец в рот, лицо наивное, растерянное, так и хочется погладить ее по головке, но тут она, изогнувшись, наклоняется, лицо становится сосредоточенным, целеустремленным, одежда, облегая, обрисовывает ее обворожительные формы, и я уже вижу перед собой женщину.

Я покорен ее красотой, и с некоторых пор она стала являться мне в сновидениях. Я ловил ее переменчивое настроение, по-детски безудержное веселье могло за короткое время смениться меланхолической задумчивостью. Еще несколько лет тому назад я мог бы без памяти в нее влюбиться, потерять рассудок, совершать безумные поступки, но теперь я стал другим и видел ее насквозь. Сейчас она, будущая похитительница мужских сердец, интуитивно оттачивает свое мастерство на «подручном материале», чтобы потом выйти на большую охоту. Подручный материал — это я. Пока ее натурой движет бессознательное, изначально заложенное в ней, и лишь со временем она все это будет делать осознанно, рассчитывая на несколько ходов вперед свои действия.

Мы решили отправиться в путь налегке, чтобы тяжелые баулы не привлекали ненужного внимания. Взяли только самое необходимое и деньги — «николаевки», продолжавшие оставаться самыми востребованными и надежными дензнаками. Практически все мои вещи оставались в городе, но это меня не тревожило, так как рассчитывал вскоре сюда вернуться. Ведь не могла же долго, годами, длиться нестабильность в стране!

Я оделся в гражданское: пальто с меховым воротником, бобровая шапка, костюм-тройка. Взял с собой револьвер и два десятка патронов к нему. Револьвер был большой и тяжелый, не желал умещаться в кармане пальто, но прятать его в саквояж я не стал. Если он вдруг понадобится, должен быть под рукой. Я поколдовал с карманом пальто, вскрыл подкладку, что-то подрезал, что-то подшил, и револьвер свободно поместился в карман и сразу ложился в руку. С этими портняжными занятиями женщина справилась бы быстрее и лучше, но горничная Фекла пропала еще в прошлом году, перед вступлением войск Муравьева в город, а Маргалит Соломоновна ужаснулась бы и запретила брать с собой оружие.

По настоянию Маргалит Соломоновны Ревекка надела в дорогу весьма неказистый овечий полушубок, на ноги — валенки, а голову обмотала серым, очень теплым пуховым платком. В такой бабской одежде выглядела она довольно неуклюжей, однако же свое прекрасное личико спрятать она не могла. Достаточно было взглянуть на него, и все остальное уже не имело значения.

Дорога оказалась чрезвычайно утомительной и заняла пять дней, так как иного транспорта, кроме подводы, не было, пришлось ехать на перекладных от села к селу, а часть пути мы даже преодолели пешком. В дороге наслушались всяких жутких историй об озорничающих в лесах бандах дезертиров, но больше всего рассказов было об атамане Струке, фактически полновластном хозяине этих мест. К счастью, никто из лесных бандитов нам не встретился, и револьвер мне не понадобился.

Бесконечные заснеженные леса с прогалинами болот, разбитые проселочные дороги — все это мне в конце концов осточертело. Только моя прелестная спутница скрашивала серую, безрадостную реальность. Всю дорогу Ревекка развлекала меня разговорами, всевозможными историями, легендами Полесского края, места обитания легендарного народа — древлян. Сами названия здешних сел и местечек словно приобщали к истории: Дымер, Феневичи, Белый Берег, Дитятки, Черевач, Залесье. Меня же заинтересовало название ее родного местечка — Чернобыль. Мне в этом соединение двух слов — «черный» и «быль» — чудилось нечто зловещее. «Черное» в названии обычно связывалось с чем-то плохим или трагичным, а «быль» созвучно настоящему, реальности. Ревекке я озвучил свою расшифровку названия ее городка: «черное настоящее». Она долго хохотала, выслушав мои умозаключения, затем пояснила, что чернобыль, чернобыльник — это название травы, разновидности полыни. А сам Чернобыль очень даже премиленький городок, стоит на берегу живописной реки Припять, и места там весьма живописные, хотя жизнь в нем, как и в других отдаленных провинциальных городах, довольно скучная, особенно зимой. Вот весной и летом там не соскучишься, можно много чем интересным заняться. Я только вздохнул: в мои планы не входило надолго оставаться в Чернобыле, но я не стал говорить об этом Ревекке.